В стальных грозах. Эрнст Юнгер
Иногда дозорный на посту что-то насвистывает или напевает, и как же это мурлыканье контрастирует со смертоносными намерениями подползающего. Часто идет дождь, и тогда солдат, подняв воротник шинели, печально стоит под брезентовым пологом, прикрывающим вход в туннель, прислушивается к монотонному ритму падающих капель. Заслышав шаги командира по раскисшему дну окопа, он быстро выходит из-под полога, делает поворот кругом, шагает навстречу начальству, щелкает каблуками и докладывает: «Дежурный унтер-офицер. На участке без перемен!» Ведь он знает, что стоять у входа в туннель запрещено.
Мысли блуждают. Смотришь на луну и думаешь о счастливых днях в родном деревенском доме или в далеком городе, где люди сейчас толпой выходят из кафе и множество дуговых ламп освещает оживленную ночную сутолоку городского центра. Эти картины так далеки, что кажутся сном.
Перед окопом раздается тихий шорох и позвякивание колючей проволоки. Грезы рассеиваются в мгновение ока, все чувства до боли обостряются. Солдат взбирается к амбразуре, выстреливает осветительную ракету: все спокойно. Должно быть, пробежал заяц или закопошилась куропатка.
Иной раз слышно, как противник орудует у своих проволочных заграждений. Тогда часовой стреляет в ту сторону, пока не опустошит весь магазин. Он делает это не только по приказу, нет, при этом он испытывает известное удовлетворение: «Пускай почешутся. Может, я даже кого-нибудь зацепил». Мы тоже почти каждую ночь протягиваем новые заграждения, и нередко кого-нибудь ранят. Тогда мы принимаемся ругать сволочей-англичан.
В некоторых местах позиции, например в сапах, до неприятеля каких-нибудь тридцать шагов. Иногда здесь завязываются личные знакомства; узнаёшь Фрица, Вильгельма или Томми по кашлю, насвистыванию либо тихому пению. Солдаты коротко перекликаются, не без грубоватого юмора:
– Эй, Томми, ты еще тут?
– Ага!
– Спрячь голову, сейчас пальну!
Время от времени после глухого гула раздается свистящий вибрирующий звук. «Внимание, мина!» Бросаешься к ближайшему туннелю и замираешь, затаив дыхание. Мины взрываются совсем не так, как снаряды. В них вообще есть нечто яростное, коварное, лично враждебное. Вероломные твари. Ружейные гранаты – их миниатюрные копии. Словно стрелы, они летят из вражеского окопа; корпус у них из красновато-коричневого металла, а чтобы он легче разлетался на осколки, на металл нанесены насечки, как квадратики на плитки шоколада. Если в определенных местах ночной горизонт освещает вспышка, дозорные мгновенно срываются с мест и исчезают. По долгому опыту все знают, где стоят орудия, пристрелянные к участку C.
Наконец светящиеся стрелки часов показывают, что два часа истекли. Теперь быстро разбудить смену – и в блиндаж. Может быть, разносчики тем временем принесли письма, посылки или газету. Странное чувство – читать весточки с родины, узнавать о мирных заботах близких, когда неверный огонек свечи бросает бегучие тени на низкие