В стальных грозах. Эрнст Юнгер
– и провел ребром ладони по горлу.
К его ужасу, Клемент, не изменившись в лице и выказав хладнокровие, достойное воина, ответил: «Quant à moi, j’aimerais mieux la garder»[5].
В середине февраля нас, солдат 73-го, настигла весть о больших потерях нашего полка под Пертом, и мы крепко горевали, что в эти дни находимся далеко от наших товарищей. Благодаря ожесточенному сопротивлению на обороняемом участке в «Ведьмином котле» полк заслужил почетное наименование «Пертские львы», которое сопровождало нас на всех участках Западного фронта. Кроме того, мы были известны как «гибралтарцы», поскольку носили на манжетах голубую ленту «Гибралтар» в память о Ганноверском гвардейском полке (впоследствии он и стал 73-м), который в 1779–1783 годах оборонял эту крепость от французов и испанцев.
Горестная весть пришла поздним вечером, когда мы во главе с лейтенантом Хоппе, как обычно, бражничали. Один из собутыльников, долговязый Беренс, тот самый, что уложил капитана спать в коровнике, оправившись от испуга, хотел было уйти, «потому что пиво не лезет ему в глотку». Хоппе, однако, остановил его замечанием, что это несовместимо с солдатскими обычаями. Хоппе был прав; сам он через несколько недель погиб у Лез-Эпаржа, перед стрелковой цепью своей роты.
21 марта мы после несложного экзамена вернулись в полк, который снова стоял в Базанкуре, но через несколько дней после большого парада и прощального напутствия генерала фон Эммиха, командира Десятого корпуса, отбыл оттуда. 24 марта мы погрузились в эшелон и направились в окрестности Брюсселя, где вместе с 76-м и 164-м полками влились в состав 111-й пехотной дивизии, в составе которой и служили до конца войны.
Наш батальон разместили в городке Эринн, окруженном уютным фламандским пейзажем. 29 марта я благополучно отметил там свой двадцатый день рождения.
Хотя бельгийцы живут в просторных домах, нашу роту определили в продуваемый сквозняками амбар, где в холодные мартовские ночи свистел суровый озерный ветер. В остальном пребывание в Эринне позволило нам отдохнуть и набраться сил; мы, конечно, постоянно занимались строевой и боевой подготовкой, но снабжение было хорошее, а еда – дешевая.
Население, состоявшее наполовину из фламандцев, наполовину из валлонов, относилось к нам очень дружелюбно. Я часто беседовал с владельцем маленького кафе, рьяным социалистом и вольнодумцем, что в Бельгии являют собой совершенно особый сорт людей. В пасхальное воскресенье он пригласил меня на праздничный обед и решительно пресек мои попытки расплатиться хотя бы за выпивку. Мы все очень скоро обзавелись знакомствами и в свободные вечера слонялись по разбросанным в округе крестьянским дворам, чтобы посидеть в до блеска вычищенной кухне возле низенькой печки, на круглой конфорке которой обычно стоял большой кофейник. Приятные беседы велись на фламандском и нижнесаксонском наречии.
К концу нашего пребывания установилась теплая погода, располагавшая к прогулкам по красивым окрестностям с множеством водоемов. Всюду вокруг расцвели желтые калужницы,
Я бы на твоем месте поостерегся (