Самая холодная зима. Бриттани Ш. Черри
ещё раз затянулся и потушил сигарету, прежде чем повернуться на ее голос. Мы сидели на диване втроем, вместе с Бонни.
– Ты ведёшь себя странно, – повторила Саванна. – Ты в порядке?
Это было похоже на вопрос с подвохом.
Саванна всегда спрашивала, в порядке ли я. Она постоянно беспокоилась за меня. Полагаю, не без оснований.
– Я в порядке, – сказал я.
Я всегда давал именно этот ответ.
– Ходят слухи, что вчера вечером на студенческой вечеринке ты переспал с девушкой, – сказала Бонни.
– Слухи? – уточнил я.
– Слухи, – сказали они в унисон.
– Тогда слухи, должно быть, правдивы.
– Нужно, чтобы ты научился выживать как-нибудь иначе, Майло, – сказала Саванна. – Инфекции, передающиеся половым путём, реальны. Кстати говоря, я надеюсь, ты оборачиваешь свой маринованный огурчик в защиту.
– Пожалуйста, не называй мой член маринованным огурчиком, – категорично ответил я.
– Да, Саванна. Я уверена, что он больше похож на летнюю колбасу, – добавила Бонни. – Если у него огурец, значит, он зелёный, а это точно следствие ЗППП.
Саванна повернулась ко мне.
– Майло, твой маринованный огурчик зелёный? Если да, то мы можем помочь тебе. В этом нет ничего постыдного, – толкнув мою ногу, сказала она это с такой материнской заботой, что я заскучал по маме.
Я снова промолчал, потому что разговор о зелёном члене и о маринованных огурцах не был первым в моём списке дел на ночь. Ощущение онемения было единственным, чего я искал.
Саванна снова толкнула меня:
– В чём дело?
– Ни в чём, – ответил я.
Она нахмурилась, потому что ей было не всё равно. Меня бесило то, как сильно она беспокоилась обо мне. Все мои друзья беспокоились. Они видели, как я переживал худшие годы в моей жизни, и оставались рядом, даже когда я пытался их оттолкнуть. Я их не заслуживал. Я ни от кого ничего особенного не заслуживал.
– Ты такой странный сегодня вечером. Ты уверен, что с тобой всё в порядке?
«Нет, это не так, Саванна».
Она не ошиблась.
В ту ночь я вёл себя странно. Физически я был там, но морально меня там не было. Мои мысли были где-то в другом месте.
«Прошёл почти год, мама».
«Год без тебя».
Дерьмово.
Я был ещё слишком трезв, потому что моё сердце ещё билось, а мозг ещё думал. Я знал, что мои друзья хотели, чтобы я открылся, но я не знал как. К тому же мне не нужно было говорить о своей печали. Я жил с ней изо дня в день. Это само по себе казалось достаточным мучением – не нужно было выражать это словами.
Не обращая внимания на друзей, я встал с дивана и направился к бару. Подойдя к шкафу, я вытащил красный пластиковый стаканчик и налил себе полстакана «Хеннесси». Я уже был в таком состоянии, что не мог думать о маме, а это означало, что я почти терял сознание. Я выпил. Алкоголь обжёг горло, но я почти не вздрогнул.
Я налил ещё один полный стаканчик. И тоже выпил. Я повторил эти