Ночное кино. Мариша Пессл
стояла тарелка с омлетом и тостом. И Нора прибралась. Ни одной грязной тарелки, ни одного стакана в раковине.
Я вернулся в гостиную.
– Не готовь мне. И никакой уборки. У нас с тобой черно-белые, прозрачные рабочие отношения.
– Это же просто омлет.
– Мне сорок три года. Я вполне способен прокормиться без посторонней помощи.
– Это пока. В Терра-Эрмоса был такой дядька, Коди Джонсон. Так у него первые симптомы деменции начались лет в тридцать девять.
– По-моему, я эту байку уже слышал. Он умер в одиночестве?
– Все умирают в одиночестве.
Ни убавить, ни прибавить. Эта Терра-Эрмоса – какой-то дуст. Девчонка убивает им любой разговор подчистую.
Я налил себе кофе и поманил Нору за собой в кабинет.
– Здесь все, что я знаю о Кордове, – сообщил я, предъявив ей коробку с архивом. – Разбери по темам и датам. Всю информацию о фильмах – отдельно. Посмотри и отложи то, что поможет нам лучше понять Александру, – характер, музыка, хобби, детство, юность, все упоминания о семье или о «Гребне» – это их поместье в Адирондаке.
Из коробки торчала тонкая пачка бумаг – сверху скрепкой присобачена фотография «Гребня» из старого «Нэшнл джиогрэфик». Я выдернул пачку из коробки и протянул Норе:
– Начни с этого. Это я пять лет назад ездил в Каргаторп-Фоллз. Побродил, поболтал с местными. Тут все, что я раскопал.
Я двинулся к двери, а Нора по-турецки устроилась на диване, прилежно заправила волосы за уши и принялась читать.
– Номер не обслуживается, – сообщила Нора, повесив трубку. По телефону из моих заметок она дозванивалась до Нельсона Гарсии.
– Умер уже, небось, – ответил я. – Он и тогда еле-еле с дивана подымался.
Нора не ответила, лишь взяла расшифровку звонка от анонимного «Джона» и сощурилась, вчитываясь.
Время близилось к девяти вечера. Я только что вернулся, рано поужинав в кафе «Сан-Амброуз» со старым другом Хэлом Киганом – он фотожурналист из «Инсайдера», мы вместе работали, хотя в последние годы виделись редко. О текущих своих занятиях я не распространялся. Хэлу я доверял, но, хоть нас и спалила охрана в «Брайарвуде», надеялся сохранить расследование в тайне. Репортеры – народец суеверный, хоть и прикидываются упертыми реалистами. Об этом не говорят, однако всем известно: когда журналист охотится на сюжет, интуитивные прозрения и теории витают в воздухе и коллеги могут подхватить их, как простуду. Рано или поздно конкуренты обзаведутся теми же догадками, что и ты. Иллюзий я не питал: само собой, не я один копаю гибель Александры Кордовы. Но раскусить дело вторым или третьим чести мало. Засчитывается только первый.
Когда я вернулся, Нора сидела там же, где я ее оставил, и по-прежнему сортировала