Пьер-Огюстен Бомарше. Его жизнь и литературная деятельность. Михаил Барро
Каронов и трое последних были тоже дочери. Имя первой неизвестно, имена остальных в порядке их рождения – Мадлена, Мария-Юлия и Жанна. В 1756 году Мадлена вышла замуж за известного часовщика Лепина. Это все, что можно сказать о ней; не больше известно также о ее сестрах, исключая двух последних. Особого внимания заслуживает Мария-Юлия. Она родилась в 1735 или 1736 году. Ее наружность и вся фигура не лишены были привлекательности, судя по мадригалам воспевавших ее неведомых поэтов. Со хранившиеся письма Марии-Юлии рисуют ее весьма симпатичными чертами. Она любила читать, ее увлекали то Дидро, то Ричардсон, и все эти увлечения сейчас же отражались в ее письмах, несколько вычурного и неровного характера, с заметной склонностью к остроумию. Кроме родного языка, по словам Ломени, она знала еще испанский и итальянский, недурно играла на арфе и виолончели и даже писала музыку и стихи, невысокого, впрочем, достоинства. Вместе с Жанной Мария-Юлия нередко участвовала в домашних спектаклях. Она играла, между прочим, Дорину в «Тартюфе» Мольера. Ей не чуждо было в то же время осмеянное тем же Мольером стремление мещан разыгрывать из себя аристократов: провинция постоянно поражала ее дурным тоном. Все эти свойства своего характера она наследовала от отца.
Из троих сыновей Андре Карона двое – Огюстен и Франсуа, умерли, не достигнув отроческого возраста. Что касается третьего, то это был творец «Фигаро», Пьер-Огюстен Карон де Бомарше. Он родился 24 января 1732 года, в год первого представления «Заиры» Вольтера, во время религиозной борьбы в парламенте и разлада в среде духовенства, среди волнений по поводу чудес на Сен-Медарском кладбище («Умственные эпидемии» Реньяра). «Рукоплескания в театре, шумные дебаты в парламенте, глухой ропот Сорбонны и рычание конвульсионеров, – говорит Гюден, – не достигали колыбели ребенка, но так как они продолжались в течение всей его юности, то, несомненно, произвели некоторое впечатление на этого страстного гения». С этим мнением нельзя не согласиться. Но ближайшая среда еще сильнее влияла на ребенка, ближайшие спутники его первых шагов, родители, сестры и братья.
Как уже известно, отречение Андре Карона от ереси Кальвина было отчасти средством борьбы за существование, но только отчасти. Были еще другие причины этого отречения. Религиозные воззрения Кальвина, революционные относительно католической церкви, сами по себе были явлением в высшей степени консервативным. Они налагали на личность тяжелые путы, как бы очерчивали вокруг нее магический круг, исключавший всякие поиски других истин, других горизонтов. Это было по плечу аскету по природе, человеку холодному, но вовсе не вязалось с характером Андре Карона. Строгий, как настоящий кальвинист, холодно внимающий жгучему красноречию католического проповедника, он вдруг становился сентиментальным, почти до слез, как это видно из многих его писем. Он любил литературу и, судя по его цитатам и сравнениям, особенно увлекался сентиментальной литературой. Грандисон увлекает его