Пепел родного очага. Александр Никонов
на дворе. Давай подождем до утра, а? А утречком, рано-рано, и поедем.
Она услышала шумный вздох, словно усталый, старый паровоз выпускал последние пары, и почувствовала, как обмякли и задрожали его плечи.
Ночь они не спали. Хункарпаша то лежал, уткнувшись в подушку, то вставал и бродил по комнате, то и дело поглядывая в окно, словно торопя наступающий день. Он даже закурил на кухне трубку, чего с ним не бывало ни разу. Надия исподтишка следила за мужем, сжимая под подушкой в руке приготовленные на всякий случай таблетки и подремывая через каждые полчаса. Хункарпаша заснул перед самым рассветом, и жена долго не решалась его будить.
В Махачкалу, укутанную синим рассветом и белесыми туманами, ползущими с моря и из русел речушек, они въехали, когда еще не поднялось солнце. И только сейчас вспомнили, что не знают, в какой госпиталь ехать. Решили сначала заглянуть к сыну.
На звонок долго никто не отвечал. Они уже подумали, что несчастные родители с детьми дежурят у постели Амира, когда вдруг за дверями услышали стук и голос Гусейн-Али:
– Кто там?
– Это мы, сынок, – ответила мать.
Пока пили чай, Гусейн-Али рассказывал:
– Слава Аллаху, все обошлось, пуля попала в левую руку и не раздробила кость. Правда, крови много потерял. Говорит, что перевязывать было некогда, вырывались из окружения.
– Из какого окружения! – не вытерпел Хункарпаша. – Он же, стервец, сказал, что будет сопровождать какой-то груз.
Гусейн-Али долго молчал, боясь прервать отца и вызвать его гнев, потом продолжал:
– Я сам так думал. Ведь от него ничего не добьешься! Я только сегодня узнал, что милицейское начальство решило собственными силами провести операцию в Тандо. Они, наверное, думали, что придут в село, отнимут у ваххабитов оружие и этим все кончится! А их там встретили огнем из автоматов и пулеметов. Хорошо, что федералы пришли на выручку, а то бы… – Гусейн-Али удрученно махнул рукой и замолчал.
Жена Гусейн-Али постоянно плакала, промокая слезы носовым платком, а Надия, как могла, ее утешала:
– Хватит плакать, дочка. Все, слава Богу, обошлось. Он молодой, на нем все скоро заживет.
А хозяйка отвечала:
– Сколько раз отговаривали его, чтобы он не шел в эту проклятую милицию. Ведь он институт кончил, специальность у него хорошая, отец предлагал место на своем заводе. А он – ни в какую! Что за молодежь пошла, никак не хотят слушать старших, все норовят по-своему сделать.
Надия про себя улыбнулась. Молодежь, молодежь! А разве они сами не были молодыми, разве Хункарпаша не женился на ней наперекор своим родителям, разве сама мать Амира не уехала из своего села, чтобы опять же наперекор своим родителям поступить в институт! И так было во все времена, так есть и так будет. Надия не помнила кто, но кто-то из знакомых стариков, сказал, что до двадцати лет люди болеют болезнями отцов, до сорока излечивают их в себе, а после сорока стараются излечить их в других. Наверное, прав был этот старик. Но вслух Надия сказала совсем другое:
– А ты