По тонкому льду. Венера Петрова
книг занимают особое место. Когда поехала жить на родину первого мужа, по глупости вскоре туда перевезла все свои вещи. Ладно, мебель, одежду, зачем книги-то надо было везти? Видать, до гробовой доски собиралась там жить. Кто знал, что уже через полтора года сбегу оттуда. В чём была, с двумя детьми, оставив всё. Уж, конечно, не прихватив с собой хотя бы свои любимые книги.
Сейчас у меня только второй том книги Александры Бруштейн “Дорога уходит в даль” и пара других совсем уж неизвестных авторов. На чужбине осталась зелёная книга еврейского автора. Это был Исхок Лейбуш Перец. Каюсь, потом погуглила. В то время книги для нас были без авторов и даже без названий. Мы их читали не для того, чтобы восторгаться слогом, нетленными образами. Даже не ради сюжета. Книга для нас оживала, давала возможность прожить чужую, другую жизнь. Потому весьма странное сочетание любимой литературы. То, что Бруштейн является любимым писателем многих из нашего поколения, узнала совсем недавно. В том, что любимую книгу написал реальный человек, убедилась на кладбище в Москве, случайно увидев её скромную могилу. Чем околдовала нас эта книга, в чём секрет успеха? Наверняка, в деталях, в жизненной правде, ибо написана она от первого лица в стиле, как сейчас говорят, “non fiction». Да и Перец в своих рассказах тоже весьма убедителен. Воистину сила в правде.
В те времена мультиков-то не было. Нам после уроков на продлёнке показывали диафильмы. На белой простыне оживали вдруг сказки. Немая застывшая картинка менялась вручную, но мы всё же оказывались в сказке. Все эти книги, картинки давали волю нашему воображению.
Из детской литературы мне особо нравилась одна тонкая книжечка с красочными иллюстрациями. Она была библиотечная, сколько раз её на дом брала, не помню. Ума не хватило тупо стырить её. В памяти остались только картинки о том, как одна девочка-сирота батрачила в чужой семье: целыми днями готовит, убирает, а хозяева жрут и жрут, и никак нажраться не могут. Ни названия, ни автора не помню, но очень хотелось бы иметь сейчас сокровище моего детства.
В собственности был набор картинок в коробке со странными домами на курьих вроде ножках, с домом-деревом, где на ветках было развешано бельё. Книги до сих пор есть в отчем доме. Даже довольно потрёпанная большая книга «Дети-герои». Помню, местный алкаш, любивший умничать, выпячивая свою начитанность, после первых двух стопок говорил: «Ну, где они эти дети-герои? Кто их помнит? Кто чтит их память? Зря таскала огромные вёдра с молоком Мамлакат Нахангова, получается». Насчёт таджички Мамлакат ничего не могу сказать, а Павлик Морозов до сих пор в тренде. Вот кто нетленный герой. Все книги сохранились, а картонных тех картинок нет.
Говорят же, если на свете найдётся хоть один читатель, почитатель, значит, всё не зря. Я «Преступление и наказание» до конца не прочла, а ту книжку о бедной девочке сто раз, наверное, читала. Респект неизвестному автору.
Больше никого никогда не перечитывала. Прочла книгу, занесла в список прочитанных книг, и до свидания. С глаз долой – из сердца вон. Странная аналогия: