Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка. София Волгина
она была незаменима. Всегда так получалось, что она была в нужном месте и в нужное время, чтоб помочь. Сначала он не догадывался, почему она так безотказна во всех его просьбах, пока «Слон» не подсказал, что, по всему видно, он ей нравится, прибавив, что очень жаль, что сам он, Слон, не на его месте. Что грубиян Харитон не достоин такой симпатичной девчонки, а главное, такой доброй. У Слона дома все были какими-то нервными, все говорили громко, или кричали, вечно, чем-то недовольные, а от пухленькой Эльпиды веяло покоем и мягкостью. Ну, как такую дивчину не полюбить? Но, видимо, не по душе ей такие слоноватые парни, как он.
Слон свое прозвище не оспаривал: мало того, что фамилия Асланян говорила сама за себя, и сам он был здоровенный ростом и весом. Ребята – греки, в основном-то, незавидного маленького или среднего роста. Высоких почему-то раз два и обчелся. Они с дружком Харитоном были примерно одного роста. Слон себя считал самым сильным в школе, да и среди соседей, а может и во всем поселке из ровесников, а Харитон был, на его взгляд, жидковат, хоть жилист и цепок. Слон любил задираться и потом подраться, а вот друганы его и Генерал, и Митька-Харитон, не любили это дело. Но, если кто допечет, то спуску обидчику не давали. Слон завидовал их выдержке, старался подражать им, но куда ему, вспыльчивому и драчливому?
Ирини с детства нравились гармонисты. Гитара тоже нравилась. У Ваньки Балуевского была отцовская старая обшарпанная гитара, на которой постоянно рвались струны. Хорошо, у отца завалялись запасные. Но как он пел! Русские песни «Катюша», «Бьется в тесной печурке огонь», «Севастопольский вальс». Такой молодец! Сидела бы, и часами слушала. Да неудобно. Скажут еще чего…
Эх, голос у Ваньки, ей бы, Ирини, такой. Но вот на гармошке он играть не умел. Как хорошо, что греки музыкальный народ. Среди них немало гармонистов. Самый лихой гармонист – Савка Александриди. Ох, как она отплясывала под его гармонь! Могла часами петь частушки и плясать на пару со своей боевой подругой Ксенексолцей. Они были неразлучны. На вид целые тети, они совсем недавно перестали играть с пацанвой в лямбду или альчики, или гонять в Казаков-разбойников и лапту. Равных им игроков не было. Уж если бежали – никто не мог догнать, если по бите ударили – улетит не найти. Тогда, бегая с пацанами своего и помладше возраста, Ирини с подругами потихоньку научилась от них ругательным словам. Говоря на языке матов им казалось, что они уже взрослые и все про жизнь знают даже может лучше других. В доме у Христопуло никогда не матерились, и Ирини следила за собой, боялась, вдруг сорвется с языка. Эльпида вообще не материлась, а Мария-Ксенексолца умела так виртуозно это делать (школа дяди Мильдо с заготзерновской работы), что любо – дорого было послушать. У Ирини так не получалось, и она мечтала научиться делать это именно красиво. Что ей и удалось впоследствии. Но это будет потом. Недавно дома с Хариком и Яшкой они вспоминали чуть ли не смертельный случай в их детских играх. Два года назад, весной Ирини с Марией и Эльпидой играли в лапту с пацанами – Хариком, Яшкой, Митькой-Харитоном,