Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка. София Волгина
сюда», – подумал он, лениво поглядывая на метавшуюся по комнате подружку, услужливо подавая то хлеб, то стакан с чаем, то полотенце.
– Ну как там у тебя дела? – спросила она, наконец, присаживаясь рядом, прижимаясь к плечу.
От близкого ее дыхания, хотелось побыстрее перейти скорей к кровати. Но не так же скоро, надо иметь выдержку. Он отстранился:
– Дела? А какие они могут быть? Все хорошо. Служу Отечеству, как положено.
– А дома, – осторожно спросила она и провела рукой по спине.
– Дома? А что дома? Жена в порядке. Скоро родит наследника, сама знаешь.
– Знаю, видела ее сегодня. Потому и спрашиваю.
– Видела? Где?
– В магазине. Она покупала марлю, для будущего ребенка, наверно. Мне тоже так хочется ребенка. Люба мечтательно закатила глаза к потолку.
– Ну и дура! А я не хотел бы. Да куда денешься.
– Не хотел бы? – от удивления ресницы полюбовницы взметнулись. – Не хотел бы?!
– А что? – Александр ерзнул на табуретке, усаживаясь поудобнее. – Надо пожить сначала для с-е-б-яя, – пропел он последнее слово, – народить детей можно и попозже.
– Странно, – Люба пожала плечами, – странные вы мужики. Как можно не хотеть ребенка, своего продолжения?
– Ну, ладно об этом, – прервал ее Александр. – Я, понимаешь, пришел, не это дискутировать.
– А я хочу от тебя родить, – вдруг заявила его подруга, жарко обняв за шею.
– С ума сошла? – замер, чуть не поперхнувшись Александр.
– А что? Хочу красивого, здоровенного, в тебя, сына.
– Я что тебе, бык производитель?
– Не то, чтобы совсем, – последовал ответ. На него смотрели смеющиеся глаза. Люба прыснула в руку. – Вообще-то, еще какой бык. Бычара…
Александр, в раздражении, положив ложку, резко встал.
– Ты что? Беременна?
– Да нет же, нет, – поспешила она его успокоить. – И пошутить нельзя!
Власин, шумно подвинув скамейку, снова сел и гневно возмутился:
– Какие тут могут быть шутки? Вся моя карьера насмарку, начнутся проблемы с женой. Ребенок не иголка, не спрячешь. Смеешься что ли?
Люба, дабы прекратить неприятный разговор, потянула его к разобранной кровати. Тот податливо встал, уронив что-то и сделав шаг, повалился на кровать, увлекая ее за собой.
Люба обожала его силу, и больше, пожалуй, ничего ей было не надо. Его это очень устраивало. Не надо было петь песни о ее красоте, (хотя и Настя не напрашивалась) говорить какие-то тонкие слова, как это приходилось с женой. И в будущем, встречаясь с другими женщинами ему больше всего нравилось, что от него они ничего не требовали взамен их горячей любви к нему. «Чем не жизнь? – думалось ему. – Надо брать от нее все, что она дает, тем более теперь, когда ты молод!»
Денег не хватало ни на что. В доме не было даже самого необходимого. Мыло берегли, как зеницу ока. Постельного белья не было. Спали на видавших виды матрасах из мешковины,