Посланник Пёсьей звезды. Часть 2. Светлана Ненашева
Ошибкой не является.
__________________________________________________________________
– Женька, вернися, я сказала! – Бабка, вытирая руки о видавший виды передник, выскочила следом за ней на крыльцо. – Вернися, дурная! ну, где ты теперя их найдёшь?
А Женьки уже и след простыл. Бабка сокрушенно покачала головой и вернулась на кухню.
– Вот, Мань, гляди, кака молодёжь пошла нынче безалаберная, 17 лет, а ума нет. Ничо поручить нельзя. Это ж надо, вёдры отдать! Да они больше энтой вышни стоють. И новые почти. Одна только чуть оббитая. А всё равно жалко. – Бабка в сердцах швырнула шумовку в раковину. Там находилась куча банок для варенья. Характерный звон стекла сразу обозначил как минимум одну, уже ни к чему не пригодную тару.
– Вот, Мань, вишь, чё я говорила? Одни убытки с них. Банку, вон, разбила. Нервов никаких не хватит. Мясников, вон, правильно говорит – все болезни от них. Я, Мань, прям чую, как у меня давление поднимается. И сахар, кажись. Пойдём, Мань, померяем давление.
И давние заклятые подружки, высоко занося ноги над порогом кухни, прошли в зал, где на самом почётном месте лежали тонометр и глюкометр, а рядом, большой пластиковый контейнер с кучей всевозможных лекарств и замусоленная тетрадка с авторучкой.
В этот раз бабка не придиралась к Женьке, и взбучку та получила вполне заслуженно.
Когда счастливая от чувства выполненного поручения она влетела в кухню, где баловались оладушками бабка с соседкой, то с такой радостью вывалила на стол кучу смятых сторублёвок.
Бабка медленно, разглаживая на коленке каждую купюру, складывала их в стопку.
– Чё ж, Жень, по чём продала-то?
Женька прекрасно видела, что бабка в уме уже всё прикинула и теперь просто бахвалится перед соседкой.
– По 500, как ты велела.
– И чё ж, и не торговался никто?
– Нет, подъехала машина и сразу всё взяли. За сколько сказала.
– Вот, Мань, вишь, в одни руки взяли. А то! Вышня-то наша хорошая, сладкая-я, чёрная-я. Владимировка. И свежая, холодная. Мы с девкой с пяти утра сёдня рвали. Вишь, 2 тыщи. И не торговались. Видать, рука у девки лёгкая. Жень, ты, детка, давай, покушай оладушков. А потом вёдры с белизной помой, а то нехорошие они от вышни делаются.
– Ба, а вёдер нету…– Опешила Женька, жуя воздушную оладушку.
– Как так нету? – Всплеснула руками бабка. Соседка молча разинула рот с непроглоченным оладушком..
– Ну, ба, а как же они, покупатели? Куда бы они положили вишню?
– Ой, Мань, гляди. – Бабка встала было, а потом снова плюхнулась на стул. Почти в обмороке.
– Она ж им вёдры отдала, за так. Вот это наторговала. Ты чё ж наделала-то, продавшица хренова, прости Господи? Вёдры-то дороже вышни стоють. А ты их отдала. Вот так удружила! Чё ж теперь делать?
– Да ладно тебе, Нюр. А то я не знаю, какие у тебя вёдры. Худые да поколотые все. Их завтра привезут назад. Жень, детк, ты ж договорилась с ними про вёдры?
Оладушек застрял у Женьки в горле. Вот дура! Но бабка и сама виновата, должна была проинструктировать насчет вёдер. Слёзы сами собой брызнули из глаз, надкушенный оладушек полетел обратно в тарелку, а Женька выскочила из дома. Не хватало ещё, чтоб при этой сплетнице Маньке, бабка её позорила.
Теперь она шла по пустынной, залитой зеленоватым светом улице. С одной стороны овраг с ручьём, по краю которого росли высокие тополя, а с другой,сквозь старинную кованую ограду и поверх неё просовывали корявые лапы старые липы больничного парка.
Дойти до дома подружки можно было бы и другой дорогой, даже покороче, зато по людной улице. А видеть Женька никого не хотела. Поэтому и пошла мимо дома маньяков.
А чего, собственно, страшного? Всё случилось несколько лет назад, маньяки умерли. А дед правильно говорит, живых надо бояться. Но живые ходили здесь редко. Даже днём. Да особо и некому было ходить тут – жилой этот дом был на улице единственным. Им заканчивался целый квартал запущенного парка, а сразу за ним, за высоченным металлическим забором скрывались руины обрушенного корпуса больницы. Это и была страшная могила, поглотившая обоих маньяков.
И сейчас дом нависал над Женькой мрачной скалой, с высокими, во множестве переплётов рам, пещерами окон. Ни окна, ни двери, никто так и не забил, как водится, досками. Только на крыльце болталась выцветшая бумажка опечатки. Она никого бы не испугала, но даже воры обходили богатый дом старого психиатра стороной. Вряд ли хоть одна живая душа посетила лабиринты сумрачных комнат, после гибели хозяев и последующего обыска. Только бестелесные призраки врача и его красавца-сына наверняка бесшумно бродили за плотным тюлем.
Женька поймала себя на мысли, что стоит перед домом задрав голову – поддалась его мрачному очарованию. Ей очень хотелось посмотреть, что там, внутри. Как жили, что чувствовали, обитавшие там люди. Почему