Мелодии порванных струн. Эллисон Майклс
женщины. Пора завязывать со случайными связями, перестать вести этот глупый счёт расставания и пытаться отомстить Вэлери. Ей плевать, пусть я перетрахаю половину Чикаго. Пусть я поскользнусь в этом самом душе и разобью голову. Как плевать и всему остальному миру.
Колено взъелось на меня покалывающей болью, пока я вылезал из душа. Становилось хуже, точно сустав старел быстрее меня. Подниматься по лестнице на второй этаж, становиться на колени в поисках носков под кроватью и даже сидеть без движения теперь стоило неимоверных усилий. Но в чём смысл делать упражнения, если колено больше не пригодится на льду? Если я больше не пригожусь ни для чего? Обезболивающие, что прописал доктор Шепард ещё во время первого визита, снимали боль, но только спиртное помогало мне чувствовать себя тем, кем я был раньше. Всемогущим Дэвисом Джексоном, грозой коньков и льда, повелителем трибун.
Я как раз вытирал свои космы полотенцем, когда заметил свечение синего огонька на телефонной базе. Пока автоматический голос вещал, что мне – то есть Шону – оставили новое сообщение, двинулся к холодильнику, чтобы подзаправиться хоть чем-то съедобным, хотя особо ни на что не рассчитывал.
– У каждого есть такое место, куда он никогда не вернётся. – Заговорила Мэгги. – Которое пугает его до мурашек, до ломоты в костях…
Я так и застыл с дверцей холодильника в руке, перебирая в голове те места, куда я никогда не вернусь. Квебек, стадион «Белл Центр», наша с Вэлери квартира, родительский дом… Из этих мест можно собрать целый город-призрак с заброшенными домами и мусором на дороге.
На верхней полке нашёлся кусок твёрдого сыра, на удивление, даже не покрытого плесенью, пачка майонеза и одинокий скукоженный помидор. Похоже, на завтрак у меня сегодня недосэндвич с миллионом калорий и дефицитом белка.
– Теперь я почти никогда не бываю в твоей квартире и в районе Литтл Виллидж. Обхожу стороной, как ямы на дороге, как трещину в асфальте.
Интересно, что бы я стал делать, заявись она сюда? Постучи она в дверь по утру или вечером, ожидая увидеть за дверью Шона. А тут я… Помятый жизнью пропойца, больше смахивающий на бродягу. Мэгги точно приняла бы меня за бездомного, что влез в окно и портит своей вонью чужие простыни.
– В эту пятницу Сойер с ребятами выступают в «Марко Поло». И я собираюсь сходить, ты не против?
Нож завис прямо над помидором, так и не покусившись на его мякоть. Она собирается в этот бар в пятницу. Всё это время я гадал, кто скрывается за мягким, грустным голосом. И это мой шанс узнать. И сэндвич из помидора и сыра уже не показался мне таким невкусным.
Апрель не желал сдавать позиции весне и держал всё Чикаго в своих ежовых рукавицах, но как только я вошёл в «Марко Поло», на меня тут же дыхнуло жаром спёртого воздуха, дыханием десятков людей. В бар набилось много народа, сливаясь в одну какофонию звуков и одну мешанину запахов. Нечто подобное ощущаешь на стадионе, когда готовишься выйти на лёд: беспорядочный рёв толпы, предвкушение чего-то грандиозного,