Мелодии порванных струн. Эллисон Майклс
Янга и Стиви Рэя. Я чуть не подавился яичным роллом, когда услышал, как она любовно описывала свою виниловую коллекцию, и тут же бросил взгляд на пылившиеся пластинки в коробке. Прожив в квартирке Шона несколько недель, я так до конца не распаковал свою жизнь, потому что ей не было места на его полках, на его ящиках и в его шкафах. Ей нигде не было места, разве что в этих пыльных коробках, что жались к дальней стене и выполняли роль временных вешалок для моих заношенных джинс.
Я ничего не знал об этой девушке, и в то же время знал о ней так много. Парадокс моей жизни. Мэгги болтала со мной и вносила в мою жизнь хоть какое-то разнообразие.
– Ты как-то шутил, что все нормальные люди на семьдесят процентов состоят из воды, а я из джаза и пончиков. И почему ты всегда оказываешься прав? Я вспомнила твои слова, сидя на диване вся в крошках и мурашках от исполнения Эсперансы. Её пластинка попалась мне вчера в «Дасти Гроув», в том, что прямо у «Донатс Дак». Не удержалась и купила пластинку вместе с шестью карамельными. Я живо представляю, как ты входишь в квартиру и видишь меня, уплетающую их за обе щеки. Твой смех сливается с голосом Эсперансы, будто так и задумано… Будто ты подпеваешь ей в унисон. Ты ведь всегда подпевал, когда был счастлив. Теперь в моей квартире поёт только проигрыватель…
Пончиковая «Донатс Дак» и правда поселилась прямо напротив царства винила «Дасти Гроув». Единственное соприкосновение наших с Мэгги вселенных – любовь к старым пластинкам и их звучанию. Я последовал за её словами на самую Юг-Лондейл-авеню, чтобы увидеть всё своими глазами. Рай для меломана – пять рядов записей от эры величия «Биттлз» и «Куинн» до современных королев Ланы дель Рей и Адель. Запахи из детства сбили меня с ног и одурманили голову сильнее, чем хмель от «Сиерры Невады», что вливалось в меня последние дни литрами.
Мы с Бенни частенько забегали в лавку виниловых пластинок на Грнивуд-стрит по пути из школы и пропадали там на несколько часов, пока отец не объявлял нас в розыск по всем соседям. Уши у нас тогда горели от бранных слов, а щёки – от удовольствия. Винил всегда был в цене, и двоим школьникам не просто было выкупить хотя бы одну запись «Пинк Флойд», так что мы складывали деньги на карманные расходы и обеды в столовой в свинью-копилку, а потом разбивали её к чертям молотком из папиного ящика с инструментами. Комкали купюры и несли, чтобы обменять на коробочку с пластинкой. То, как мурашки щекотали нам кожу, было в сотни раз приятнее, чем сладость от некупленных эскимо или чипсов.
В «Дасти Гроув» я тут же попался в ловушку ностальгии и потерял голову, выпал из жизни часа на полтора, не меньше. Свою последнюю пластинку я купил в выпускном классе, и с тех пор забил на старое увлечение. В этом я мастер – забивать на всё самое ценное в своей жизни.
Пробродив между прилавками, я касался пальцами винтажных коробок, бережно и любовно вычищенных от малейшей пылинки. Отец так же следил за своей коллекцией. Будто у него было не два сына, а все пятьдесят, и держал он их на полке. Теперь я понял, что эта Мэгги нашла