Будни советского тыла. Жизнь и труд советских людей в годы Великой Отечественной Войны. 1941–1945. Дмитрий Дёгтев
две вещи: почему такое лаконичное сообщение, да еще «на днях», как будто бы оставили не Смоленск, а какую-нибудь деревню Иваньково. Ведь так и Москву можно на днях оставить… Сдача Смоленска – факт исключительного значения. Я ни о чем не могу думать. Одна мысль – Смоленск. Почему? В чем дело? Все молчат, никто не разговаривает между собой. Все подавлены… И только изредка у кого-нибудь прорвется слово «Смоленск».[23]
Именно в этот момент, в середине августа 1941 года, многие отчетливо поняли, что крах советской власти близок. Никто не знал, чего хотят немцы после захвата Советского Союза, но все догадывались, что уж диктатуре-то большевиков точно придет конец. После этого начался стремительный рост антисоветских настроений, некоторые граждане даже не скрывали, что ждут прихода Гитлера с радостью. Углубление кризиса подтверждалось все большим наплывом в тыловые районы раненых, ухудшением ситуации с продовольствием и ростом цен, а также начавшимися бомбардировками городов, которые еще вчера казались недосягаемыми для вражеской авиации.
Партийные органы, как могли, пытались бороться с поступающими сигналами о тех или иных проявлениях антисоветских настроений. Так, выступая на очередном пленуме Горьковского обкома ВКП(б), секретарь по пропаганде И. М. Гурьев возмущался: «На пассажирских пароходах «Волгарь» и «Окарь» выступают со своими «номерами» слепые певцы. Они поют старые запрещенные песни, а один из них, «перестроившись» на новый лад, пел о войне. В этой песне он рассказывал о кровавой бойне, которая калечит молодых, цветущих людей, говорил о том, что этим людям не хочется воевать, оставлять свои семьи, детей, но их гонят на войну, пел о том, что семьи мобилизованных переживают голод и холод. Надо полагать, что на пароходах есть коммунисты, которые слушают эту контрреволюционную сволочь!»[24]
Распространению панических слухов способствовали эвакуированные, рассказывавшие об ужасах отступления и плохом состоянии Красной армии. Учитывая нехватку официальной информации, эти сведения часто ложились в основу слухов, преувеличивались и по-своему интерпретировались людьми.
Нередко эвакуированные становились жертвами своих правдивых рассказов. В одной из справок, составленной «компетентными органами», говорится: «…недавно органами НКВД арестованы некто Маклашева и Богданов, прибывшие в район в числе эвакуированных. Проживая в районе, они вели подрывную работу среди населения путем распространения ложных провокационных слухов, вызывая панические настроения среди населения. Они говорили, что Красная Армия голодает, Советский Союз погибнет в войне с Германией, что Совинформбюро неправильно сообщает о якобы чинимых немцами зверствах. Немцы – говорят они, вырезают только коммунистов».[25] И надо заметить, все это было близко к правде, поэтому власть так жестко и реагировала на подобные факты. Как говорится, на правду всегда обижаются.
В то же время сами эвакуированные часто вызывали неприязнь
ГОПАНО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 2050. Л. 111.
Там же. Д. 2188. Л. 119–120.