Дисбаланс. Александр Ермаков
– часть национальной экономики.
Нюанс в том, что подобное урезание расходов не гарантирует успеха: низкие цены закрепляются в ожиданиях клиентов, и потому в минимальной маржинальности застреваешь вплоть до неизбежного банкротства (к которому приведут огромные риски при подобных стандартах).
Да, подобные крайности возникают не везде, но корпоративная логика и модель потребления ведут именно к этой точке.
Аксиома, что место на вершине рейтинга корпораций автоматически переводит их в класс too big to fail («слишком велик, чтобы пасть»), лишь отчасти правдива. При достижении определенного масштаба запас прочности действительно растет по экспоненте: с 2000 года опасность крупного корпоративного провала снизилась вдвое.
Когда достигнута не просто корпоративная независимость, а наоборот, в зависимость поставлены целые экономики, национальные правительства в случае форс-мажора поневоле вынуждены вмешиваться и коллективно спасать идущие ко дну компании. Из-за заботы не об акционерах, а о миллионах клиентов. Тренд на монополизм сделал так, что иногда на рынке не остается альтернатив для их продуктов или услуг. Например, в каком бы кризисе ни оказался Boeing, сложно представить, чтобы событиям предоставили право развиваться самим себе. Поскольку иначе вместе с ним рухнет вообще всё американское авиастроение.
Но чаще ситуации не столь радикальны, и даже у самых именитых корпораций нет абсолютных гарантий от провала или упадка. Потеря качества управления, упущенные тренды, проигрыш в конкурентной гонке, исчерпание лимита роста – примеры любого из этих вариантов есть даже у некогда самых передовых компаний.
В 2007 году телефонный мир делился на Nokia и разную мелочь. От запредельно статусных ранних моделей до первых сетей формата GSM, дисплеев и SMS, камер и 3G компания была пионером, с лучшими инженерами и технологиями. Когда планировали сбыт 400 тысяч телефонов, в итоге их продавалось 20 миллионов. Бренд вошел в топ-5 самых дорогих в мире, его доля достигла 55% продаваемых аппаратов.
А затем менеджмент компании сознательно проигнорировал появление смартфонов. Продолжая делать свои удобные, надежные и дешевые кнопочные устройства, Nokia вдруг стала не крутой. И покатилась по наклонной, закончив карьеру ее покупкой Microsoft в 20 раз дешевле, чем компания стоила на пике.
Или берем Uber. Компания стала нарицательной не потому, что переизобрела такси. Бизнес-модель, которую переосмыслили именно под новые технологии, сделала ее знаменем гиг-экономики. После захвата рынков в 70 странах были достигнуты цифры в 1,2 млрд заказов для 3,5 млн водителей и курьеров в год.
Но ни одной минуты компания не была прибыльной: всё направляя в экспансию, Uber при выручке в $11 млрд имел годовые убытки до $6,8 млрд. Начав монетизировать лидерство, компания стала выдавать мемы с поездкой до аэропорта дороже самого авиабилета.
Идея аутсорса исполнителей, как и стратегия move fast and break things, элементарно копируется. Так что конкурентов Uber не задавил, а воспитал на своих ошибках. С китайского