.
в юрте людей. Казалось, весь мир исчезал, оставляя только эти два взгляда – один, исполненный силы и мудрости прожитых лет, другой – полный тихой печали и затаённой надежды. В глазах могущественного бия в такие мгновения загорался особый огонь – не тот яркий пламень, что вспыхивает в глазах молодых джигитов при виде красивой девушки, а глубокое, ровное сияние, похожее на свет далёкой звезды в ночном небе над Ала-Тоо.
Это было похоже на узнавание – словно две души, блуждавшие разными путями по горным тропам жизни, вдруг почувствовали что-то знакомое друг в друге, что-то такое, что было предначертано ещё до их рождения. Может быть, так чувствует себя путник, который после долгих скитаний вдруг узнаёт в очертаниях далёких гор свою родную землю.
Айжаркын ощущала на себе этот взгляд даже когда не видела его – так человек чувствует приближение весны, ещё не видя первых проталин на снегу. Она пыталась укрыться от него, раствориться в тенях юрты, слиться с повседневной суетой, как сливается горный ручей с камнями, по которым течёт. Но что-то глубоко внутри неё – там, где живёт душа, не подвластная ни горю, ни траурным обычаям – отзывалось на этот взгляд, как отзывается струна комуза на прикосновение мастера.
Её сердце начинало биться чаще, словно крылья птицы, попавшей в силки судьбы. И это пугало её – ведь разве может вдова, ещё носящая под сердцем дитя погибшего мужа, думать о чём-то кроме своей печали? Но сердце не спрашивает разрешения, когда решает стучать быстрее, как весенний поток не спрашивает позволения у камней, когда пробивает себе новое русло.
А вокруг них жизнь текла своим чередом – шумели праздники, звенели песни акынов, решались важные дела, заключались союзы между родами. Люди говорили о приданом, о калыме, о пастбищах и набегах, не замечая, как между двумя душами протягивается тонкая, но прочная нить – прочнее конского волоса, крепче стальной проволоки.
Такова уж природа судьбы – она приходит неслышно, как подкрадывается ночь к горным вершинам. Она плетёт свой узор тихо и незаметно, как паук плетёт паутину в утренней росе. И люди, даже самые мудрые, не могут разглядеть её работу, пока она не будет завершена.
А может быть, духи предков, незримо присутствовавшие на этих празднествах, уже видели то, что было скрыто от глаз живых? Может быть, они уже знали, что эти двое – умудрённый жизнью бий и молодая вдова – станут звеньями в цепи событий, которые изменят судьбу не только их самих, но и всего народа?
Горы молчали, храня свои тайны. Они видели много судеб, много встреч и расставаний, много начал и концов. Они знали, что всему своё время – время сеять и время собирать, время плакать и время смеяться, время терять и время обретать. И сейчас было время, когда новая история только начинала писаться – не чернилами на бумаге, а невидимыми письменами судьбы на страницах человеческих жизней.
И только ветер, этот вечный странник, носитель древних тайн и вестник будущих перемен, тихо шептал что-то, облетая юрты, касаясь лиц спящих людей, играя