И слово было острее меча: Сказание о Тилекмате. Нурэлдик Касмамытов
человеческий язык. Они приходили неспешно, степенно, как приходит вечер в горы – торжественно и неотвратимо.
Воздух в юрте был густым и пьянящим, как старый кумыс. В нём смешивались запахи – аромат жареного мяса, горький дым очага, терпкий запах конского пота, принесённый с одежды джигитов, сладковатый дух кизячного дыма. Этот воздух можно было пить, как напиток, настоянный на травах мудрости и памяти предков.
Бирназар бий восседал на почётном месте напротив входа, там, где по древнему обычаю должен сидеть самый уважаемый гость. В его позе была та особая величавость, которая даётся человеку не богатством или властью, а внутренней силой и мудростью. Когда он говорил, его голос заполнял юрту, как весенний паводок заполняет речную долину – мощно, неудержимо, до самых краёв.
Он рассказывал о дальних краях и чужих землях, о караванах, идущих из таинственного Китая, груженных шелками и чаем, о интригах при дворах ханов, о новых союзах между родами и о старой вражде, тлеющей, как угли под пеплом. В его словах оживала история – не та, что записана в книгах, а та, что течёт в крови народа, передаётся от отца к сыну, от деда к внуку.
А днём аил превращался в праздничное торжище, в место, где каждый мог показать свою удаль и мастерство. Молодые джигиты состязались в играх, древних как сами горы – в улак тартыш, в оодарыш, в жамбы атмай. Их кони взмывали в небо, словно пытаясь коснуться облаков, их крики сливались с криками горных орлов, паривших высоко над землёй.
Звуки комуза плыли над аилом, как облака над горными вершинами. Акыны – хранители памяти народной, певцы его славы и его печалей – пели о подвигах батыров, о любви и верности, о мудрости предков и о надеждах на будущее. Их голоса взлетали к небу, отражались от скал и возвращались к людям, обогащённые эхом гор и шёпотом ветра.
Женщины у котлов колдовали над едой, превращая обычные продукты в яства, достойные самого хана. Их руки двигались быстро и уверенно, как будто сами помнили древние рецепты, передававшиеся из поколения в поколение. Они готовили бешбармак и куурдак, варили свежий курут и взбивали кумыс, и в каждое блюдо вкладывали частичку своей души, своей любви к родной земле.
Дым от очагов поднимался к небу прямыми столбами – говорят, это знак того, что духи предков довольны происходящим. Может быть, они тоже спускались на эти пиры, невидимые для живых, но ощутимые в порывах ветра, в шелесте травы, в далёком крике беркута?
И даже ночью аил не затихал полностью. То тут, то там мерцали огоньки, слышались приглушённые голоса, звуки комуза, смех молодёжи. Казалось, сама земля не хочет спать, празднуя вместе с людьми, радуясь этому времени единения и веселья.
А над всем этим возвышались горы – вечные, неизменные, хранящие в своей памяти тысячи подобных празднеств. Они молча наблюдали за происходящим, зная, что этот месяц станет одним из тех, о которых будут вспоминать долгие годы, о которых сложат песни и расскажут внукам, как рассказывают о золотом веке, когда люди жили в согласии с землёй и небом.
Есть