И слово было острее меча: Сказание о Тилекмате. Нурэлдик Касмамытов
когда речь заходила о чём-то сокровенном.
Они говорили о древних легендах, что живут в этих горах – о батырах и красавицах, о мудрых старцах и коварных духах. Шекер знала множество таких историй, услышанных от бабушки, и каждая из них в её устах оживала, словно происходила прямо сейчас где-то за стенами юрты. А когда она рассказывала о своих мечтах, её глаза загорались особым светом, подобным отблеску звёзд в горном озере.
С каждым словом, с каждым взглядом, с каждым случайным движением между ними росла та особая связь, что крепче стальных пут и прочнее каменных стен. Она была невидима глазу, как невидим ветер в горах, но ощутима сердцем, как ощутимо приближение весны после долгой зимы. Эта связь соединяла их души подобно тому, как связаны между собой земля и небо, горы и облака, река и её берега.
Они говорили о будущем – не прямо, не называя вещи своими именами, но каждый из них уже знал, что их дороги отныне сольются в одну, как сливаются горные потоки, чтобы течь дальше единой рекой. В паузах между словами рождалось то особое понимание, которое не нуждается в словах – словно два акына, чьи мелодии сливаются в одну песню.
Огонь в очаге медленно угасал, отбрасывая на стены юрты причудливые тени, но они едва замечали это. Для них существовал только этот вечер, эта беседа, эти взгляды, в которых читалось больше, чем можно было выразить словами. А где-то высоко над юртой звёзды водили свой извечный хоровод, словно благословляя эту встречу двух сердец, предназначенных друг другу самой судьбой.
Когда последние лучи солнца окрасили снежные вершины в густой пурпур, а в долине начали сгущаться вечерние тени, пришло время прощаться. В воздухе повис тот особый час, когда день ещё не ушёл, но ночь уже протягивает свои тёмные руки к земле, когда в природе происходит та неуловимая перемена, что заставляет сердце человека биться чуть тревожнее.
Жылкыайдар стоял у входа в юрту, не в силах сделать шаг к своему коню. Никогда прежде расставание не давалось ему так тяжело – словно сами горы легли на его плечи неподъёмной тяжестью. Мысль о том, что нужно уехать, оставить этот маленький аил, эту юрту, а главное – Шекер, казалась ему невозможной, как невозможно реке повернуть вспять или солнцу взойти на западе.
Он чувствовал, что не может просто сесть на коня и уехать, как делал это сотни раз прежде в других аилах. Что-то удерживало его здесь, что-то более сильное, чем все законы и обычаи, что-то такое же древнее и нерушимое, как сами эти горы. Это было похоже на то чувство, что испытывает птица, вдруг нашедшая своё гнездо после долгих странствий – чувство возвращения домой, хотя он был здесь впервые в жизни.
В его сердце боролись долг, зовущий вернуться к отцу с вестями, и то новое, неизведанное чувство, что родилось за этот вечер – чувство, подобное горному потоку, который невозможно остановить или заключить в берега. Он понимал, что должен что-то сказать, что-то сделать, прежде чем уйти. Иначе это прощание станет подобным той трещине в горах, что со временем превращается