Главная роль. Павел Смолин
Но этот специально «подставился», чтобы Андрей Андреевич не устраивал плач Ярославны, и теперь ждет поощрения или наказания за инициативу.
– Ступай к уряднику, передай ему мою просьбу выдать тебе отдых до завтра и водки, – применил я подсмотренное у Никки поощрение.
– Рад стараться, Ваше Высочество! – щелкнул он каблуками и покинул каюту, не забыв прикрыть за собой дверь.
– Простите, Ваше Высочество! – поняв, на чьей стороне мои симпатии, бухнулся лбом в ковер Андрей Андреевич. – Совсем голову от горя потерял, дурак старый!
– Встань, – приказал я.
Мужик бодро вскочил на ноги.
– Больше голову не теряй, – добавил я. – Туда садись, – указал на диван.
– Слушаюсь, Ваше Высочество! – возрадовался он и выполнил приказ.
Радуется, что в шею не погнали, и то, что я его забыл, уже не так печалит. Оценив его одежду, возраст и то, как он отреагировал на подначку казака, я уселся за стол и спросил:
– Камердинер?
– Как есть камердинер, Ваше Высочество! – подтвердил он. – Андреич! Пятнадцать лет…
– Верою и правдою, – перебил я. – Слышал. Не помню. А ты – помнишь.
Я подошел к столу и начал писать записку Николаю, не очень уверенно расставляя твердые знаки.
– Как есть помню! – поспешил он подтвердить свою полезность и показал рукой себе по колено. – Вот с таких лет…
– А где ты был все это время? – спросил я.
– Слег я, Ваше Высочество, – пригорюнился камердинер. – Как есть от горя слёг. Как лихорадка отпустила, сразу к вам и пришел.
– Как есть пришел, – на автомате добавил я.
– Так, Ваше Высочество, – признал он.
Я свернул записку, припечатал ее углы сургучом и сходил до двери, вручив новому казаку. Повернувшись к камердинеру, процитировал Высочайшего брата:
– Господь не оставил нас.
– Как есть не оставил, – согласился Андрей.
– Рассказывай про пятнадцать лет, – решил я скоротать время до получения разрешения посветить Андреича в «тайну памяти».
Камердинер оживился, поправил усы и начал вещать о том, как маленький Георгий однажды спрятался так, что весь Гатчинский дворец сутки на ушах стоял.
– А кто в старой печке сыскал-то? Андреич! – приосанился камердинер, закончив рассказ.
Хороший дядька вроде. В дверь постучали, и получивший разрешение войти казак вручил мне ответ от цесаревича.
«Андреич – твой самый преданный слуга, любезный Жоржи. Для нас всех будет лучше, если ты будешь с ним откровенен. С наилучшими пожеланиями, твой верный брат Никки».
Девятнадцатый век, пик могущества эпистолярного жанра, и не писать же ему мне в ответ «ок»?
– Андреич, ты можешь сослужить мне очень полезную службу, – решил я применить мужика правильно. – Здесь, – открыл ящик стола и достал оттуда стопку бумаг и обтянутую кожей книжицу. – Мои письма, мой дневник и прочее. Я их изучил, но многие имена мне ни о чем не говорят. Мне нужно многое вспомнить, и в этом мне поможешь ты.
– Любую