Ва: Три рассказа. Элан Жени
оставалось золотом. Но это так, если смотреть исторически, разглядывая беспечно биржевые графики. А вот если держать деньги в золоте самому, то беспокойства вызывают разные моменты, в том числе и когда государства отбирали у граждан накопленное.
Как сохранить нажитое?! Проблема. Мало заработать, – попробуй сохранить! Бизнесмены носятся с деньгами, как с писаной торбой.
Родькин Первый к этому времени уже прошел и Крым, и Рым. Он уже испытывал страх. И доходил в страхе до той грани, когда не страшно уже умирать. Когда смерти делаешь осознанный вызов. Когда черта подведена, в принципе, и неважно становится – продолжится жизнь или оборвется. Деньги значили все! Жизнь – ничего. Вот и теперь знакомые чувства овладевали его разумом. На вопрос: «Что страшнее потерять: бизнес или жизнь?», – ответ был давно сформулирован: «Дело потерять страшнее».
Родькин Первый вернулся к умирающему.
«Да и какая разница, что он сказал. Чем жить в нищете и портить жертвенник, лучше бы ломбард открыл. Хотя бы».
– Нет занятости, вот отсюда и бестолковая жизнь, – пожаловался Родькин Первый. – За что налоги платим?!
– ?.. – незаметно выросла возле Родькина Первого Родькина Первого жена.
– Если бы человек был делом занят, ну хотя бы за ломбардом своим следил, а не в помойках ковырялся, разве бы он стал под пресс кидаться!
– Ты думаешь, он знал про обряд? Скорее он девочку спасал, – незаметно возразила Родькина Первого жена. – Причем тут ломбарды!
– Были бы ломбарды, не стал бы он ничего портить. Я бы не стал. Между девочкой и ломбардом я выбрал бы ломбард.
– Ну ладно, – не стала спорить Родькина Первого жена, – тебе виднее. Просто нищие не знают, какие жертвы мы приносим богу. Вот и лезут. Им не до обрядов.
– Женская логика. Никогда не понимал женскую логику, – посетовал Родькин Второй. – Ни одного слова твоего не понял. С тобой переводчика надо водить, – укоризненно произнес Родькин Первый.
– Тебе чай или кофе? – Родькина Первого жена незаметно удалилась, и погодя вернулась с кипятком в стеклянном чайнике. – Наливай себе сам, – сказала она, поставив чайник на стол. Приблизилась к дивану в прихожей, на котором умирал неопрятно одетый мужчина. Испачканные годами штаны с пузырями на коленях, вытертый пиджак. В нагрудном кармане высохший бутон бардовой розы. Что к чему? Фарс какой-то!
– Видишь, как он одет?! Он давно уже всеми брошен. Бродяга, как раз думал о том, во что одет. //И раз, и //
Вернее думал о том, что одет не по случаю. Ноги ужасно мерзли. Невозможно было терпеть. Хотелось надеть валенки. Черные валенки вспомнились ему из детства. Они стояли на батарее, высыхали после вечерних игр в снегу. Снег каплями воды стекал по секции чугунной батареи и слезками нехотя образовывал на полу лужицу. Мама то и дело вытирала её тряпкой.
Валенки становились сухими.
Нет лучше валенок, ногам тепло и жить охота.
Однажды мальчишкой вернулся домой после игры в хоккей. Стопы вместе с