Семь ночей в постели повесы. Анна Кэмпбелл
Сидони он увидел мягкость, которой не замечал раньше, даже когда целовал ее.
– Почему? Что его останавливает?
И все же, глядя в это прекрасное лицо, которое выражало силу, равно как и привлекательность, Джозеф догадался почему. Он был далек, чтобы наделять своего грязного кузена совестью или стыдом, но под ясным взглядом Сидони, возможно, даже Уильям находил в себе какую-то крупицу чести.
– Мы по большей части живем отдельно. – Она помолчала, и ее прежняя необъяснимая неловкость вернулась. – Я веду хозяйство в Барстоу-холле на те жалкие гроши, что он присылает. К тому же там всегда найдется бумажная работа для такого синего чулка, как я. Недавно я каталогизировала библиотеку Уильяма.
Она говорила неохотно, хотя Джозеф не мог понять почему. Нельзя сказать, чтобы тема была больной, а она нервничала, рассказывая о своей жизни с Уильямом и Робертой, почти так же, как когда Джозеф дотрагивался до нее.
– Что-нибудь интересное?
Она избегала его взгляда.
– Ваш отец перед смертью забрал все ценные книги.
Жизнь ее, судя по всему, была нелегкой. И одинокой. Но он заставил себя улыбнуться.
– И что же стало причиной этой внезапной библиофилии моего кузена?
– Уильям продает то, что осталось, разумеется. Наверняка вы знаете, как близок он к банкротству. Последнее из того, что еще уцелело от приданого Роберты, ушло на очередной прожект, связанный с какими-то изумрудными копями в южных морях.
– Мой кузен никогда не отличался деловым чутьем.
Она бросила на него неодобрительный взгляд.
– Незачем показывать свое превосходство. Вы же знаете, что на все эти безрассудства его толкает стремление состязаться с вами.
– Если бы он жил по средствам, когда получил титул, то мог бы вполне комфортно существовать в Барстоу-холле.
Джозеф намеренно не говорил правды. Уильям – самый настоящий змеиный клубок зависти, чванства и хвастовства. Он бы никогда не принял тихую жизнь деревенского сквайра, в то время как его незаконнорожденный кузен ворочает такими делами.
– Я бы и сама с удовольствием позлорадствовала над неудачами Уильяма, если бы моей сестре и племянникам не приходилось влачить жалкое существование вместе с ним.
– А как насчет твоего жалкого существования? Тебя заботит только судьба Роберты и ее щенков?
Она вскинула голову.
– Через два месяца мне исполнится двадцать пять. Опекунство Уильяма закончится, и по отцовскому завещанию я получу содержание. Оно небольшое – плутократ вроде вас посмеялся бы, – но это позволит мне обрести независимость от зятя с его прихотями. У меня есть планы на будущее: завести свой дом и обучать бедных девочек, чтобы они могли устроиться в жизни.
Мысль о Сидони, работающей школьной учительницей, показалась ему ужасным расточительством, но он понял, что лучше этого не говорить. Меррик уловил в ее глазах воинственный блеск, когда она объявила об этом непривлекательном плане.
– Меня удивляет, что Уильям не выдал тебя замуж, если у тебя уже есть приданое.
– Я