Империя проклятых. Джей Кристофф
моя милая, детка, ус-сни,
Папа прогонит темные сны.
Ч-чудищ не бойся и ночи не бойся,
Глазки закрой и теплее укройся.
Папа твой рядом, папа не спит,
Он от чудовищ тебя защитит.
Солнышко встанет, страхи растают,
Папа души в тебе, детка, не чает.
Спи, моя милая, детка, ус-сни,
Папа прогонит темные сны.
Когда бойня закончилась, на льду у наших ног лежали тела, тлеющие и расчлененные. Лаклан был забрызган красным с ног до головы, а с меча Диор у него в руке капала кровь. Он порубил противников, как мясо на колоде мясника. Пьющая Пепел дымилась, клинок покрылся серой пылью, окрасился красным. На коже у меня горнилом полыхала эгида, и налитые кровью глаза теперь уставились на Мать-Волчицу.
«Мы знаем ее, з-знаем ее».
– Знаем.
«Мы ненавидим ее, н-ненавидим ее».
– Ненавидим.
Киара стояла в пятидесяти футах вниз по течению реки, в тени замка, и ее кости-украшения звякали на ветру. Перед ней стояла дюжина порченых, дрожащих от животного желания убить, а двое высококровок рядом с ней злобно уставились на льва, горящего у меня на груди. Ребенок в повозке что-то крикнул, когда раб-мечник захлопнул дверь клетки. Лошади ржали от страха перед окружающими их мертвецами. Лаклан перезарядил пистолеты. Но я смотрел только на Киару, мой разум полнился образами того дня, когда мы освободили Трюрбале.
Я снова видел висевшие на крюках мертвые тела, видел, как их разделывают, как останки счастливчиков сохраняют жизнь менее удачливым. Тонкие, как веточки, пальцы тянутся ко мне сквозь ржавые прутья. Погребальные ямы, полные костей.
– Черный Лев, – прорычала она. – И его щенок-предатель.
Голос Матери-Волчицы прозвучал густым западно-оссийским рыком. А в подголосках у нее шипели порченые. Страхолюд рядом с ней снял с плеча свой ужасный огромный меч, безухий поднял боевой молот, но я не обращал на них внимания, а просто смотрел, как Киара потянулась к маленькому золотому пузырьку, висевшему у нее на шее, и надолго к нему приложилась.
Я приподнял треуголку.
– Много воды утекло со времен Багряной поляны. Как поживаешь, Киара?
Обнажив красные зубы, она подняла двуручную булаву в мраморных кулаках.
– Я слышала, ты мертв, де Леон.
– Небеса были переполнены. А дьявол побоялся открыть мне дверь.
– Значит, дьявол – трус.
– Кстати, – я посмотрел на нее, прищурившись, – ходили слухи, что тебя убили в ту ночь, когда я снял голову с Толева. А ты, похоже, спасла свою шкуру.
Мать-Волчица нахмурилась, когда Лаклан пристально взглянул на чудищ рядом с ней.
– Как вас кличут, холоднокровки? – спросил он.
– Кейн Дивок, – ответил тот, что помладше, взялся за золотой пузырек у себя на шее, похожий на тот, который был на Киаре, и сделал глоток. – Но наши в основном кличут меня Палачом.
– Ну, ты убил моего Уголька,