«Что ты вьёшься, вороночек!..». повесть об А. С. Пушкине. Александр Никонов
видеть вас, Иван Александрович. Я бы сказал, что меня занесли сюда прежние бури, исторические, так сказать.
– Вот как!
– Я замыслил написать историю Пугачёвского бунта.
– Интересно, очень интересно, – подхватил Второв. – И что же вас подвигло на столь далёкое путешествие в нашу Тмутаракань?
Пушкин рассказал о своих розысках в архивах, об их бедности и официозности, о желании поближе увидеть те места, где происходили бунты, и встречах с их участниками.
– Значит, вы собираете живые свидетельства о разбитии Пугачёва. Знаете, Александр Сергеевич, я могу в меру своих знаний помочь вам в этом, ведь я тоже интересуюсь историей Поволжья.
Пушкин раскинул руки:
– Иван Александрович, да вас ко мне сам Бог посылает! А я только что из Казани, от меня ещё пахнет дорожной пылью. Там я много чего узнал, жил у Карла Фёдоровича Фукса, встречался с Евгением Баратынским. Обязательно поговорим, обязательно. – Пушкин обнял Второва за плечи. – Скажите-ка, друг мой, дома ли Николай Михайлович Языков или в Северной Пальмире нашей.
– Скажу по правде, Александр Сергеевич, с братьями Языковыми давно не встречался, – ответил Второв.
– Ах, дружочек ты мой ситный, Николай Михайлович, душечка, как же мне хочется с ним встретиться. Вы читали его стихи, Иван Александрович? Ах, какие прекрасные стихи! Ну, ничего, завтра я с ним непременно встречусь.
Дороженька первая. Глава 3
«Ты скажи, скажи, детинушка, незнамый человек,
Ты незнамый, незнакомый, неведомо какой:
Ты не царь ли, не царевич ли, не царский ли сынок,
Ты не с Дону ли, казаченька, не казачий ли сынок?»
По бескрайней степи тащилась телега, запряжённая мухортной лошадёнкой. В ней сидели двое, спрятав лица в высокие воротники шуб. Один из них был Емельян Пугачёв, который по дороге в Нижнюю Чирскую станицу снова бежал, потом таскался по разным глухим углам, пока не прибился в станице Мечетной к казаку Филиппову Семёну. Из серой преисподней валил и валил густой снег, покрывая всё вокруг белым саваном. Филиппов ворчал:
– Нет, надо было всё же сани запрячь, сейчас уже где были бы. А то вон тащимся, как в лямках.
Емельян отвечал:
– Сейчас погодку не угадаешь, запрягай хоть телегу, хоть сани.
– Эх, пристать сейчас куда ни што, погреться. Ни зги не видно. Ты, Емельян, зерно-то прикрыл, как бы не сопрело от влаги?
– Да прикрыл, прикрыл.
Неожиданно возница соскочил с телеги, остановил лошадь. Приставил ладонь ко лбу:
– Кажись, что-то чернеется. Курени, должно быть. Слава тебе, Господи, добрались.
Он мелко перекрестился и дёрнул вожжи:
– Но, вялая, чего дрожишь. Пошла, пошла!
Лошадёнка вытянулась и сдёрнула воз из жидкой хляби. Через полчаса телега остановилась у первого же база. Возница постучал в окно. Из двери избы вышел хозяин в накинутом на плечи полушубке:
– Кого