Ребенок как субъект права: актуальные цивилистические аспекты. Ольга Миролюбова
с теми дополнительными гарантиями (в частности, ст. 24, п. 5 ст. 38, ст. 39 СК РФ), которые семейный закон предоставляет ребенку, как наименее защищенному субъекту семейных правоотношений. Кроме того, системный анализ семейного и иного отраслевого законодательства, содержащего нормы, определяющие общий правовой статус ребенка, позволяет сделать вывод о том, что с одной стороны, реализация ребенком отдельных семейных прав возможна не иначе как с применением наряду с нормами СК РФ норм иной отраслевой принадлежности, с другой – осуществление им своих прав в иных отраслях невозможно без использования понятийного аппарата, а зачастую и механизмов защиты, закрепленных в СК РФ.
Одним из основных прав ребенка является закрепленное в п. 2 ст. 54 СК РФ право жить и воспитываться в семье. В литературе оно раскрывается как включающее в себя ряд правомочий: право знать своих родителей, право на их заботу, совместное с ними проживание, обеспечение его интересов, всестороннее развитие, уважение его достоинства. Исключения составляют ситуации сиротства, раздельного проживания родителей, лишения или ограничения родительских прав. В этих случаях с помощью иных форм попечения с учетом закрепленного в ст. 1 СК РФ принципа приоритета семейного воспитания происходит компенсация отсутствия родительской заботы.
В ст. 7 Конвенции о правах ребенка признано право ребенка, насколько это возможно, знать своих родителей. Следует отметить, что в российском семейном законодательстве правомочие ребенка знать своих родителей ограничивается тайной усыновления (ст. 39 СК РФ) и тайной донорства при применении вспомогательных репродуктивных технологий (по смыслу положений ст. 13 и 55 Федерального закона № 323-ФЗ от 21.11.2011 г. «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации»36). Наряду с этим современное российское законодательство, регулирующее вопросы суррогатного материнства, не гарантирует биологическим родителям передачу ребенка (оставляя решение о записи их родителями на усмотрение суррогатной матери – ч. 2 п. 4 ст. 51 СК РФ), что не только не соответствует социальной направленности данной правовой конструкции (помощь бездетной паре в «рождении» генетически своего ребенка), но и создает предпосылки для нарушения права ребенка знать своих генетических родителей, которые желали его рождения, готовы были принять в семью, и воспитывать. В этой связи, на наш взгляд, нельзя не согласиться с мнением тех авторов, которые считают, что такое положение нужно менять, предоставив приоритет в этом вопросе родителям-заказчикам37. Примеры именно такого решения проблемы родительства при суррогатном материнстве имеются в законодательстве ряда государств постсоветского пространства (Украины, Республики Беларусь, Республики Армении, Кыргызской Республики38).
Однако вполне возможна и иная ситуация, когда именно генетические родители по разным причинам отказываются от фиксации своего родительства при
Собрание законодательства РФ. 28.11.2011. № 48. Ст. 6724.
См., например: Михайлова И.А. Некоторые направления дальнейшего совершенствования российского семейного законодательства // Российская юстиция. 2009. № 12. С. 23.
Подробнее об этом см., например: Романовский Г.Б. Правовое регулирование вспомогательных репродуктивных технологий (на примере суррогатного материнства). М., 2011. С. 212–213.