Мытари и фарисеи. Николай Еленевский
раньше был командир как командир, а теперь? Куда ветер, туда и… Одним словом, отвечать придется мне, когда начальство наедет, а оно наедет.
– Если офицеры требуют…
– Да там больше всего молодежь, лейтенантики, дери их душу… Кстати, зачинщики из твоей эскадрильи, да еще Пухляк – эта банка с томатом, ему-то чего неймется?
– Значит, хорошие генералы вырастут.
– Вырастут, если головы не поодкручивают. Надо же, весь полк вздыбили, басмачи проклятые.
– А ты не расстраивайся. Молодежь, она всегда не при наших делах, вспомни хотя бы свои лейтенантские.
– Мы не дыбились. Мы шли в ногу…
– Шли-шли и пришли, как ежики в тумане… Так что будем делать?
– Семенов говорит, что с этих желторотиков и спроса никакого, а вот с меня шкуру сдерут.
– Тогда звони Гаврилову с Дубяйко, объясни ситуацию.
– Там у них празднество. Сам понимаешь, как такие звонки воспринимаются, нарвусь на неприятность.
– Тогда напрямую, в штаб округа, генералу Плешкову. Пусть принимает решение, а я пойду к лейтенантам.
– Вот ты бы Плешкову и позвонил. Генерал тебя уважает больше, чем кого-либо. – И вдруг встрепенулся: – А к лейтенантам пойдешь из-за солидарности или все-таки уговоришь?
– Гвардия принципами не поступается. И правда, давай вначале выйду на командующего.
– А ты растешь, гвардии подполковник, растешь! Такие решения принимаешь!
– Да ну тебя!
Генерала Плешкова оперативный дежурный по штабу округа отыскал в местном санатории. Оказывается, там отмечался юбилейный день рождения у высокого узбекского товарища, на который были приглашены и Гаврилов с Дубяйко.
Через пару часов после моего звонка Плешкову все завертелось в обратном порядке. Сказался его авторитет. Перезвонил Гаврилов, обозвал меня нехорошими словами и сказал, что гроб с телом Ерохина разрешили поставить в клубе. Громов по секрету сообщил, что Плешков уже поднажал на военную прокуратуру так, что она дело срочно переквалифицировала из самоубийства в гибель на рабочем месте по неосторожности.
– Теперь семья будет пенсию получать, а то ведь без копейки могла остаться.
Наталья запротивилась, но ее уговорили, и она устало согласилась:
– Только после всего хочу в церкви отпевание провести. Он в душе православным был.
Громов замахал руками:
– Очумела, баба! Какая церковь?! Нам тогда кранты! Неужели непонятно?!
Но здесь лейтенанты Наталью поддержали, сказали, что если надо, гроб на плечах понесут до церкви. Договариваться со священником Громов послал Семенова. Тот вскоре вернулся, удручающе пожал плечами:
– Извините, прав Сорокин, самоубийц церковь не отпевает. Священник начал расспрашивать, крещеный ли был покойник, а я откуда знаю, крещеный он был или нет. Короче говоря, попал я впросак, да такой, что от стыда впору сгореть. Поп спрашивает, а сам я когда-нибудь бывал на церковной службе или хотя бы для успокоения души заходил