Хранитель долины Сидэ. Ника Лемад
застыл в ступоре, широко раскрыв глаза. Точно потерянная среди теней нимфа, тревожно прижавшая руки к груди.
Вот ад, в который раз подумал Саф, сжимая челюсти. Хоть и знал, что дергаться Риор не посмеет, но он доставил море неприятностей.
И, судя по ожившей вдруг ночи, эти неприятности еще не закончились: со стороны леса, ютившегося у деревни, кто-то ковылял, отчаянно выкрикивая имя. Риор сонно обмяк.
Саф стряхнул его, безвольная голова завалилась на траву. Следом свалилась нимфа, звать которую, как расслышал, Мелой. Пока втискивался в более легкое обличье, деревенская женщина, вонявшая распадом и болезнью, неустанно голосила так, что распугала бы и садау. А еще на ее пути, как спохватился, залег лигген, вынюхивающий ход в долину.
Риор валялся рыхлой массой, истекая слизью и кровью.
Широко распахнутые глаза человеческой самки, замороженный взгляд оптимизма не добавляли. Ее Саф накрыл, подобрав с колючек свой плащ. С головой, чтобы не таращилась. Точно знал, что клыки ее не достали, но…
– Что ты здесь делала, бестолковая? – спросил у замершей статуи. Под серой шерстью смутно угадывались очертания головы и плеч и не различилось ни малейшего шевеления. Все они падки на инкубов, деревенские дурочки. А те рады трудиться, пока не высосут досуха, как яйца из скорлупы.
Голос старухи приближался. За ней еще кто-то несся, поменьше. Вполне вероятно, что все жители Хилескоры сбегутся сюда, только вот разбираться с людьми Саф желанием не горел, а из тех, кто очутился на равнине, беспокоил только змей, растянувшийся во всю длину.
Утомил, подумал Саф, взваливая на плечо покрытую слизью голову. Обернулся, проследил за протяженностью Риора, хвоста его не разглядел. Будет волочиться за ним как потрепанный моток веревки. Надо тянуть, пока держится жесткая чешуя. Молодая кожа сотрется моментально.
Женщина осталась, накрытая плащом. Сидела, едва заметно дыша в укрытии, и, если бы не ветер, клонивший темное море в разные стороны, и не тусклый лунный свет, Таната ни за что бы ее не отыскала. Бродила б до самого утра, распугивая живность, притягивая тварей, таившихся во всех щелях. С закатом дня открытый луг мог обернуться совсем не тем, чем казался.
– Ба… – шепот застрял в горле. Колотило сильно.
Таната резко обернулась, злая как демон из ада. У самой душа в пятки уходила, стоило сверчку затрещать, а из-за ребенка вдвойне тряслась; ругала себя, что зашла так далеко, что поздно Тай обнаружила.
– Я велела дома сидеть!
Поймала б ее у деревни, домой бы прогнала, но теперь та прилипла как репей.
Тай в который раз показала нож. Таната разразилась бранью и стащила с Мелы ткань.
Ахнула. Наклонилась, потормошив за плечо.
Тай шумно сглотнула, ужаснувшись неподвижным глазам матери.
– Ба. Бабушка! Это кто ревел так?
– Дурочка! – Таната швырнула плащ на землю. Тай торопливо согласилась, не зная, кто из них дурочка – она или мама. Наверное, обе. – Помоги перетащить ее. Надо домой. В деревню.
Резкие всплески травы потихоньку