Случай в дождь. Нина Лаптева
вылить на неё все свои запасы неудач. Презентация нового рекламного проекта в офисе провалилась с оглушительным треском – клиент, толстый мужик в дорогом костюме с пятнами пота под мышками, разнёс её идеи за пять минут, назвав их «сырыми, банальными и недостойными его бренда». Его голос, резкий и надменный, до сих пор звенел у неё в ушах: «Это что, лучшее, что вы можете предложить?» А шеф, вместо того чтобы вступиться за неё, как она втайне надеялась, устроил публичный разнос перед всей командой, тыча пальцем в её слайды на экране и повторяя: «Это несерьёзно, Алина, ты нас подвела, я ждал от тебя большего». Её лицо горело от стыда, щёки пылали, коллеги отводили глаза, кто-то даже кашлянул, чтобы скрыть неловкость, а она сидела, сжимая ручку в руке так сильно, что та чуть не треснула пополам. Телефон сел ещё в обед, оставив её без связи, без музыки, без шанса отвлечься от этого кошмара хотя бы на минуту. Она чувствовала себя выжатой, как тряпка, которую забыли отжать и бросили в углу, никому не нужная и бесполезная.
До метро было пять минут быстрым шагом, но ливень не оставлял ни единого шанса остаться сухой. Алина поправила капюшон своей серой куртки, натянув его на лоб, вдохнула сырой воздух, пропитанный запахом мокрого асфальта, выхлопных газов и какой-то городской тоски, и решилась: будь что будет. Она шагнула под дождь, ощущая, как ледяные капли хлещут по лицу, словно пощёчины, стекают за шиворот, пробираются под тонкую ткань кофты, а сумка с ноутбуком, тяжёлая и неудобная, тянет плечо вниз, как груз, который она тащит из последних сил. Улица превратилась в полосу препятствий: глубокие лужи, от которых невозможно увернуться, машины, проносящиеся мимо с шипением шин и брызгающие грязной водой, прохожие с зонтами, тыкающие острыми спицами в воздух, заставляя её лавировать между ними, как в каком-то нелепом танце. Она ускорила шаг, чувствуя, как промокают джинсы, как холод ползёт вверх по ногам, обнимая её ледяными пальцами, но на перекрёстке нога соскользнула с мокрого асфальта, блестящего от воды, как зеркало. Алина налетела на кого-то с глухим звуком удара, чуть не упала сама, ухватившись за рукав своей куртки, и услышала мужской голос, полный досады и лёгкого раздражения:
– Чёрт, объектив!
Она подняла глаза, стряхивая воду с ресниц, и попыталась разглядеть, кого сбила с ног. Перед ней стоял парень в тёмной куртке, с растрёпанными мокрыми волосами, прилипшими ко лбу от дождя, капли стекали по его вискам. Он прижимал фотоаппарат к груди, словно это была самая ценная вещь в мире, укрывая его от воды под старым, потрёпанным зонтом с погнутыми спицами, через который уже просачивались тонкие струйки. Его лицо было напряжённым, брови нахмурены, губы сжаты в тонкую линию, но глаза – тёплые, почти карие, с золотистыми искрами, отражёнными от света ближайшего фонаря, смотрели на неё с каким-то странным любопытством. Он потирал ботинок свободной рукой, будто проверяя, цел ли он после её «атаки».
– Простите, я не хотела! – выпалила Алина, её голос дрожал от холода, неловкости и остатков злости на этот день.
– Ты мне ногу оттоптала, – сказал он, морщась, но тут же уголки его губ дрогнули в неожиданной улыбке, смягчая резкость слов. – И кадр испортила. Ловила эту лужу с отражением фонарей – идеальный был момент, знаешь, такой, где свет дрожит, как живой, а теперь там только твои кроссовки в главной роли, портят всю композицию.
Алина фыркнула, скрестив руки на груди, чтобы согреться и скрыть дрожь в пальцах. Ей было не до шуток – день и так развалился на куски, как карточный домик под порывом ветра, а теперь ещё этот фотограф со своими претензиями и дурацким зонтом, который едва держался. Но его голос, лёгкий и чуть насмешливый, с тёплыми нотками, которые пробивались сквозь шум дождя, почему-то смягчил её злость, как будто кто-то протянул ей горячую чашку чая в холодный день, когда она меньше всего этого ждала.
– Прости, что не вписалась в твой шедевр, – ответила она с сарказмом, стряхивая капли с лица и глядя на него исподлобья. – Может, в следующий раз повесишь табличку «Не наступать, гений за работой», чтобы я знала, куда не лезть со своими кроссовками?
Он рассмеялся – коротко, но так искренне, что этот звук пробился сквозь гул дождя, шум машин и её собственное раздражение, как солнечный луч сквозь тучи. Алина замерла, сама не понимая, почему её настроение вдруг дрогнуло, как будто кто-то щёлкнул выключателем внутри неё, включив свет в тёмной комнате. Она посмотрела на него внимательнее: куртка промокла на плечах, капли стекали по рукавам, зонт в его руках выглядел так, будто пережил не один шторм и готов был вот-вот развалиться, а фотоаппарат он всё ещё прижимал к себе, словно это была самая ценная вещь в мире, его талисман. Его волосы, тёмные и слегка вьющиеся на концах, блестели от воды, а улыбка, хоть и лёгкая, делала его лицо живым, почти мальчишеским, несмотря на лёгкую щетину на подбородке.
– Ладно, прощаю, – сказал он, прищурившись и глядя на неё с лёгким любопытством, как будто пытался разглядеть что-то за её колючим тоном. – Но давай спрячемся, пока ты не утонула окончательно. Или не решила ещё кого-нибудь сбить с ног – у тебя явно талант к этому, может, стоит развивать.
Он кивнул на кофейню через дорогу – маленькое заведение с запотевшими окнами и вывеской «Brew&Bliss», светившейся мягким жёлтым