Блогер, чао!. Михаил Юрьевич Белозеров
и фигурантов, (так было сказано в сопроводиловке) робко постучали.
Мирон Прибавкин нервно дёрнул ящик стола – заклинило. Мирон Прибавкин выругался по восходящему:
– Мать моя женщина! – Дёрнул ещё раз и ещё более нервно, можно сказать, на последнем издыхании совести.
Ящик распахнулся, когда он меньше всего ожидал. Плутовски бросил в него надкушенный бутерброд, который перевернулся и нагло ляпнулся на протокол некого Васисуалия Лоханкина, проходимца средней руки.
Мирон Прибавкин ловко смахнул губы и, срываясь на фальцет, крикнул:
– Следующий!
Дверь тотчас приоткрылась, и в неё втиснулось заплаканное женское лицо:
– Можно?..
– Можно! – великодушно кивнул Мирон Прибавкин, указывая на стул.
Женщина оказалась очень высокой, ну, просто высоченной, божественного сложения, с ногами лучше даже, чем у Дженнифер Лопес, с гордо поднятой головкой чудесной формы – естественная сероглазая блондинка, с нервно растрёпанными волосами. И Мирону Прибавкину показалось, что за окном взошло ещё одно огнедышащее солнце, а унылые стены его служебной конуры, как нарочно, выкрашенные то ли серой, то ли грязно-синей краской, не поймёшь, распахнулись на все четыре стороны и озарились божественно-золотистым светом.
Женщина села, закинула ногу на ногу, уронив на них сумку так величественно, что привскочивший как бы ненароком Мирон Прибавкин увидел идеальную коленку, которые бывают только у спортсменок, очень женственно положила на стол сопроводиловку и пожаловалась между всхлипываниями отчаянно манерным голосом, вызывающим всякие противоречивые чувства непонятного назначения:
– У меня муж… пропал…
При этом она гордо тряхнула прекрасной головкой, которую уже успел оценить Мирон Прибавкин, и, ожесточённо задрав в потолок ужасно спортивный подбородок, принялась рыдать взахлёб, погружаясь с каждым истерическим всхлипыванием всё глубже и глубже в чрезвычайно нервное контральто, как собака под забором.
Глядя на неё, Мирон Прибавкин забылся, кто он такой и почему здесь пребывает, и ему тоже захотелось заскулить в унисон, у него, как у трехмесячного французского бульдога, душа вывернулась наизнанку, а вернуться назад забыла. Он три раза прочистил горло, убрав из него пионерский сексуальный подтекст, который так и просился наружу, и даже исполнил первую ноту завывания «на луну», но вдруг очнулся, выпучив узкие нанайские глазки, как тарашка, и сочувствующим, однако официальным голосом подьячего произнёс по восходящему обертону:
– Я понимаю… у вас горе… Давайте… вместе… – Мирон Прибавкин старался не переборщить, – разберёмся… – нарочно закончил он баском, дабы побыстрее выпутаться из восхитительных чар незнакомки.
Он даже дёрнул головой, как змееголовая ящерица, дабы усилить эффект тирады и возвыситься до уровня генеральной прокуратуры, но, как обычно, поскромничал, помня, что он всего лишь «первоклашка», даже не советник юстиции и тем более не старший советник, а просто до обидного – юрист первого класса, капитан в простонародье, на стол которого перепадали дела не выше розыска собачек прибацанных нуворишей.
– Давайте! – Как показалось ему даже весьма охотно согласилась женщина и перестала рыдать, только справа на ресничке дрожала прозрачная слезинка.
Мирон Прибавкин умилился и попросил, игриво-вежливо склонив голову набок, за что тотчас обругал себя идиотом:
– Представьтесь, пожалуйста…
– Галя… – восхитительно-интимно сказала женщина, подвигаясь ближе своим великолепно-тренированным телом и доверительно кладя на стол уголок высокоспортивного локтя, – Галина Аркадиевна Сорокопудская…
Мирон Прибавкин с трудом проглотил сухой комок, который сам собой образовался в горле, и казалось, что, падая, как в бездну, этот самый комок, стучит ему изнутри по рёбрам.
Где-то я уже эту фамилию слышал, испугался он, моргая, как филин на заборе. Но где?.. Несомненно, она известна всем и у всех на устах, только я лажанулся. А вдруг она жена какого-нибудь начальника?.. – вообразил он конфуз. А может, это такая проверка на мздоимство, прокрутил он в голове все свои залёты, о которых не знало начальство. Вот вляпался, так вляпался, пал он духом, как спортсмен аутсайдер на старте.
– Извините… – неожиданно для себя, похрюкивая и постанывая, словно свиристель, ответил он. – А-а-а… чем он занимается?..
– Он?.. – ещё раз гордо вскинула прекрасную головку Галина Сорокопудская. – Блогер!
– Ф-ф-флюгер?.. – будто со сторону услышал себя Мирон Прибавкин и насторожился, как кузнечик перед богомолом.
– Блогер! – мерзко, как подколодная змея, подтвердила Галина Сорокопудская, гипнотически глядя на него, как жена подкаблучника.
– Бы-бы-л-о-огер?.. Я дико… извиняюсь… кхе-кхе… – с выражением французского комика Луи де Фюнеса всполошился Мирон Прибавкин, однако. – А-а-а… кто это?.. – забыл закрыть он рот.
– Ну это-о… тот… – Галина Сорокопудская сделала надменную паузу медузы Горгоны, – кто дюже много пишет