Трамвай отчаяния 2: Пассажир без возврата. Алексей Небоходов
ющую действительность, и даже здесь, в месте, где власть приобретала иные формы, он оставался собранным, сосредоточенным, будто входил на заседание совета, а не в заведение, чья сущность определялась теневыми правилами.
Его чётко очерченное лицо с высокими скулами, широкими прямыми бровями и глубоко посаженными карими глазами оставалось бесстрастным. Гладкая, почти лысая голова блеснула под светом фонаря. Дорогой костюм сидел безупречно, подчёркивая не просто его статус, но и привычку к вещам высшего качества. На запястье поблескивали часы, не перегруженные драгоценностями, но всем видом говорившие о цене, за которую можно было приобрести небольшую квартиру в центре.
Высокий охранник у входа, облачённый в тёмный костюм, дополненный с миниатюрной гарнитурой в ухе, на секунду задержал его властным взглядом, но, узнав гостя, чуть склонил голову, пропуская внутрь. Никаких вопросов, никаких уточнений – этот человек точно знал пароль. Дверь мягко щёлкнула, впуская его в полумрак коридора.
Пятаков шагнул внутрь, и шум большого города остался за закрытой дверью. В воздухе смешались терпкие запахи парфюма, дорогого алкоголя и чего—то более тонкого – легкого флёра сладковатого благовония, почти незаметного, но цепляющего за собой тянущийся след. Здесь не было суеты, кричащих вывесок или намёков на дешёвое ублажение инстинктов. Всё было обставлено безупречно, со вкусом, подчёркнуто роскошно, но не вычурно. Мягкие ковры скрадывали шаги, приглушённый свет создавал иллюзию приватности, а зеркальные стены удлиняли пространство, искажая реальность.
Один из слуг в безупречно выглаженной униформе согнулся в вежливом поклоне и указал в сторону главного зала. Пятаков двигался без лишней торопливости, но и без намеренной замедленности: его уверенная походка выдавала человека, знавшего, зачем он здесь. Он уже бывал в этом месте, знал правила, знал, что за этими дверями его встретит мир, где желания не встречали преград.
Двери в основной зал бесшумно раздвинулись, открывая пространство, пропитанное мягким светом и чувственным напряжением. Здесь царил иной ритм – замедленный, тягучий, пульсирующий в такт приглушённой музыке. Мягкие диваны, полупрозрачные шторы, за которыми угадывались силуэты, тонкий сигаретный дым, струящийся из длинных мундштуков. Женщины в откровенных нарядах, движущиеся неспешно, будто растворяясь в общем антураже, их взгляды – призывные, но не навязчивые. Здесь всё было поставлено так, чтобы клиент чувствовал себя желанным, чтобы его вели к пороку плавно, словно погружая в тёплую воду, из которой уже не хотелось выходить.
На противоположной стороне зала, возле длинной стойки с коллекцией редких напитков, стояла хозяйка заведения. Её взгляд, цепкий и пронзительный, сразу нашёл Пятакова, и тонкие губы тронула лёгкая улыбка. Она чуть склонила голову в знак приветствия и сделала еле заметный жест рукой, приглашая его подойти.
– Рада вас видеть, Сергей Викторович, – голос её был мягким, обволакивающим, но в нём чувствовалась стальная нить. – Вы, как всегда, безупречны.
Пятаков едва заметно кивнул, приняв комплимент как нечто само собой разумеющееся. Он бросил беглый взгляд на девушек, занятых неспешной беседой или же просто ожидающих, кто обратит на них внимание.
– Думаю, вы знаете мой вкус, – произнёс он без лишних эмоций.
Она улыбнулась шире, без тени кокетства, просто как хозяйка, знающая, что её товар идеален.
Затем она, словно искусный дирижёр, одним движением пальцев задала ритм, которому послушно подчинилось всё пространство. Движения у неё были отточены, мягкие, но несущие в себе неизменную власть над тем, что происходило в этом месте. В ответ на её жест из теней выплыли фигуры женщин: каждая – воплощение желания, подчинённого правилам игры, где соблазн был превращён в искусство.
Они появлялись медленно, одна за другой, скользя по залу, будто не ступали по полу, а плыли, растворяясь в густом воздухе, насыщенном благовониями и сладкими испарениями дорогого алкоголя. Полупрозрачные ткани струились по их телам, подчёркивая изгибы, позволяя взгляду угадывать больше, чем видеть. Каждая из них владела собой безупречно – в этих движениях не было суеты, не было желания обратить на себя внимание слишком рано. Одни медленно проводили пальцами по шёлковым лентам на своих плечах, словно готовились в любой момент их развязать, другие слегка запрокидывали голову, открывая тонкую линию шеи, натянутую, будто в ожидании укуса.
Пятаков сел в массивное кресло с высокой резной спинкой, обитое тёмной кожей. Оно подчёркивало статус хозяина положения, подчёркивало власть выбора, который принадлежал только ему. Он чуть вытянул ноги, небрежно поставил бокал с виски на небольшой столик рядом, наблюдая за движением женщин, позволяя атмосфере постепенно пропитывать его: вливаться в кровь, становиться естественной частью его присутствия здесь. Ему не нужно было торопиться. Он был здесь не впервые, знал, что искусство наслаждения требует времени.
Женщины, собравшись вокруг, продолжали плавно двигаться. Они приближались медленно, но ни одна из них не решалась первой подойти слишком близко. Он знал этот ритуал – в нём была утончённость, выдержка, красота игры, где не хватало