Трамвай отчаяния 2: Пассажир без возврата. Алексей Небоходов
напоминал человека, привыкшего к публичности, но его холодные голубые глаза выдавали иную природу. В отличие от других, он не скрывался в тенях и не выглядел человеком, привыкшим к затворничеству – напротив, его фигура будто специально создавалась для того, чтобы внушать уверенность тем, кто нуждается в покровительстве, и страх тем, кто осмелится его предать.
О его возрасте можно было судить лишь по серебристым прядям, ровно расчертившим виски, но даже они не портили его внешность – скорее, подчёркивали зрелость, то самое состояние, в котором человек не теряет силу молодости, но уже научился использовать её без ненужных эмоций. Его костюм, сшитый по индивидуальному заказу, выглядел безупречно, но был настолько лаконичным, что казался едва ли не частью его самого – так одеваются те, кто привык к безупречному качеству, но не любит привлекать к себе лишнее внимание.
Раймонд не просто руководил сетью борделей – он держал в руках всю инфраструктуру, скрывающую истинное лицо индустрии. Его официальная биография была безупречна: успешный предприниматель, владелец элитных массажных салонов и ночных клубов, человек, который "даёт женщинам возможность красивой жизни". Он знал, как создать образ мецената, как формировать связи в нужных кругах и как убирать людей, которые слишком много говорили. Никто, кроме самых посвящённых, не знал, что под его контролем находится крупнейшая сеть элитной торговли девушками, поставляющая товар не только в Москву, но и далеко за её пределы.
За столом он сидел в той позе, в какой сидят только люди, привыкшие распоряжаться судьбами других. Его пальцы плавно скользили по стеклянной поверхности, а взгляд оставался прикованным к экрану, где красными линиями отмечались места, где погибли или исчезли их люди. Он не боялся. Он злился.
Симеон выглядел полной его противоположностью – в нём не было той физической силы, которая отличала Раймонда, но он компенсировал её интеллектом. Худощавый, с глубоко посаженными глазами и тонкими чертами лица, он скорее напоминал священника, чем человека, управляющего гигантской машиной порноиндустрии. В какой—то мере он и был жрецом – но не религии, а культа похоти.
В прошлом он был уважаемым профессором, читал лекции по теологии в одном из старейших университетов страны, писал книги, которые издавались маленькими тиражами, собирал вокруг себя узкий круг учеников, знавших, что за его учёностью скрывается нечто большее, чем простое исследование религиозных систем. Его речи, пропитанные восточной философией и мистическими концепциями, вовлекали людей так, как не вовлекали даже тексты священных книг. Он был искусным манипулятором, но манипулировал не сознанием – он подводил людей к тому, чтобы они сами соглашались с его словами, принимая их за собственные мысли.
Его тонкие пальцы, больше похожие на руки хирурга, аккуратно листали электронные документы. Он не нуждался в цифрах – он уже знал, что скажет, и какое значение придаст каждому факту. Его слова не были спонтанными – он всегда подбирал их так,