Отделение 9. Андрей Голованов
не изменилась: каша, хлеб, чай.
После еды в палату зашел врач и жестом пригласил меня следовать за ним. Он молча провел меня через коридор, показывая туалет и душевые. Во всём отделении царила гнетущая тишина. Казалось, кроме нас двоих здесь не было ни души.
Вернувшись в палату, я попытался снова заговорить с соседями, но они синхронно приложили палец к губам, давая понять, что говорить нельзя.
Спустя какое-то время тишину нарушил пронзительный звук, похожий на писк в ушах. Мои соседи встали и одновременно вышли из палаты. Я последовал за ними.
Выйдя в коридор, я увидел, как десятки пациентов двигались в одну сторону – к туалету. Все шли ровными рядами, слаженно, будто механизмы одного большого механизма.
Открыв дверь, я замер. Здесь не было кабинок, не было разделения на мужской и женский туалеты. Вдоль стен стояли два ряда унитазов – по пятнадцать штук в каждом. На сливе каждого лежали аккуратно сложенные пять салфеток. Люди молча занимали свои места.
Я заставил себя подчиниться общему ритму.
Когда снова раздался короткий сигнал, все поднялись и так же синхронно двинулись к душевым. Они располагались вдоль стен, по пятнадцать в ряду, но самого душа не было – лишь тридцать сливов в полу.
Люди без единого слова разделись и встали спиной к стене. Появилась та же медсестра и, взяв в руки пожарный шланг, начала поливать нас ледяной водой.
После короткого сигнала все развернулись, и поток воды обрушился уже на переднюю часть тела.
Длительный сигнал. Люди оделись, даже не обращая внимания на то, что с них стекает вода, и разошлись по палатам.
Вскоре снова принесли еду. Я был уверен, что это обед, ведь с момента пробуждения я больше не засыпал. Но на подносе вновь оказалась та же каша, тот же хлеб, тот же чай.
Я понятия не имел, который сейчас час, день или ночь. Это начинало пугать меня всё больше.
Разговор с соседями по палате
Я не знал, что делать. В голове царил хаос, а тело ощущалось странно легким, будто меня выдернули из реальности и забросили в другое измерение. Вдруг по всему отделению заиграла едва слышная классическая музыка. Тихие звуки рояля растворялись в стенах, создавая иллюзию спокойствия.
Я вздрогнул, когда почувствовал, как кто-то резко дернул меня за руку. Повернув голову, я увидел своего соседа по палате – мужчину лет пятидесяти или шестидесяти. Его лицо было бледным, испещренным глубокими морщинами, а глаза смотрели на меня с холодной решимостью. Напротив, на своей койке, неподвижно сидел второй сосед, наблюдая за мной с выражением, в котором смешивались усталость и настороженность.
Они оба одновременно приложили пальцы к губам, требуя тишины. Затем, наклонившись ближе, мужчина, который дернул меня за руку, заговорил – едва слышно, шепотом:
– Говори только тихо. И только когда играет музыка.
Я непонимающе кивнул, а он продолжил:
– Сегодня воскресенье. Ты здесь уже три дня.
Эти слова прозвучали неожиданно. Я смутился