Томас Невинсон. Хавьер Мариас
и напористый, и задумчивый. – Поэтому они таят в себе такую опасность, поэтому их так трудно остановить. Пока ты пытаешься разобраться, что да как, они распространяются со скоростью лесного пожара. И этому тоже нас учили в самом начале: надо уметь распознать первые же их признаки и сразу вырвать с корнем. Но в списке Редвуда было еще два пункта, а всего их там имелось пять… Погоди‐ка…
Редвуд был легендарным наставником в МИ-5 и МИ-6, преподавателем философии, через чьи руки прошло несколько поколений агентов, которых он приобщал к теории, но сейчас старик уже наверняка ушел на пенсию или умер. Что ж, сегодня и сам Тупра позабыл часть его урока.
– Безумие токсично. Глупость токсична, – подсказал я.
Этот список я помнил хорошо и слишком часто убеждался в его справедливости. Люди начинают во что‐то верить и на первых порах относятся к своей вере очень серьезно, а потом – и со священным трепетом. Они не ставят под сомнение ничего из того, на чем их вера держится, они словно тупеют и глупеют. Любое возражение доводит таких до бешенства, и, конечно, они никогда не позволят назвать свою веру глупой или опровергнуть то, что составляет весь смысл их жизни и наполняет ее собой. С этого момента начинает развиваться чисто защитная, иррациональная ненависть ко всем, кто не разделяет подобного фанатизма. А с теми, кто открыто дает ему бой, они жестоко расправляются. Обнаружив в себе еще только зачатки жестокости, начинают ее накапливать, распространять вокруг и уже не могут уняться. По словам Редвуда, есть некое противоядие, но его трудно применить в обстановке тотального помешательства.
– Да, есть одно-единственное противоядие, помнишь? – спросил я.
– Как не помнить! Но надежды на него мало. Смех токсичен. Вот только жаль, что становится не до смеха, когда любая из пяти болезней вырывается на первый план, а часто и все пять выступают единым фронтом: одна тянет за собой другую, но стоит им соединиться вместе, уже поздно махать кулаками. Надо объявлять им войну и безжалостно уничтожать. Ведь так учил Редвуд?
– Так, – подтвердил я. И добавил: – Осторожно, Берти, ты говоришь о “нашей работе”. И забываешь, что теперь это уже не моя работа.
Но он не обратил на мои слова внимания:
– Неужели ты не понимаешь, что на этом мы и стоим, именно этим по‐прежнему занимаемся – постепенной их ликвидацией. На что требуется немало времени, и тут важен каждый шаг. Помоги нам, Том. Тебе самому пойдет на пользу, если ты вернешься к активной работе, хотя бы только в виде исключения.
Я долго смотрел ему в глаза, и сейчас, под зимним мадридским солнцем, которое в конце концов помогло мне немного согреться, эти глаза казались скорее голубыми, чем серыми. Я улыбнулся и, наверное, не смог скрыть невольного торжества, хотя выражения своего лица, естественно, не видел. Тупра попросил у меня помощи, выступая якобы от имени некоего “мы”, хотя множественное число здесь вряд ли было уместно. Как он сам намекнул, поручение не исходило ни от Спеддинга, ни от его помощников,