Нелюбимая для Крутого. Екатерина Ромеро
знал, что он без тормозов. И Фари такой же был жестокий, Брандо и Соловей, но они своих никогда не трогают. “Своих” тут ключевое. Даша больше не входит в Прайд, а предателей они не прощают.
Вижу, как осторожно поворачивается, тянет руку к трубке в носу.
– Нет, не вытаскивай! Это воздух. Тебе так легче будет дышать. Ладно, отдыхай. Зайду позже.
Не реагирует, так бывает у пациентов, перенесших насилие. Они либо не могут успокоится, либо наоборот, впадают в оцепенение, не могут спать.
У Даши были истерики в первые пару дней, которые мы глушили успокоительным, так что теперь она либо ревет либо спит. И еще она не говорит и не ест ни хрена. Это беспокоит меня даже больше, чем ее выбитое к чертям плечо.
Удивлен ли я? Нет, с такой силой, как у Крутого это, скорее, закономерность. Странно, как он ее реально не задушил. Синяки на шее от пальцев очень даже заметные.
Я не знаю, что с ней будет теперь, но очень надеюсь на, то что Даша быстро отойдет от этого состояния, начнет говорить и есть, потому что вызывать еще и психиатра мне точно не хочется.