Баллада о проклятой любви.
ты не контролируешь свое тело.
– Потому что ты лежишь на мне.
Хаос немного сместил вес своего тела, но продолжал крепко держать ее запястья, а ноги прижимать к ее бедрам.
Эванджелина смутно понимала, что это к лучшему. Хаос был прав, и она действительно не контролировала ни себя, ни свое тело, ни свои действия. Никогда в жизни она не чувствовала себя так, словно ее загнали в угол. Ей и так было некомфортно в клетке, но сейчас все стало даже хуже. От близости Хаоса, прижимавшего ее к кровати, горело не только горло, но и все тело словно охватило пламенем. Кожа ее горела, сердце бешено колотилось в груди, а исходящий от Хаоса жар делал ее положение невыносимым.
Эванджелина вдруг подумала о том, что прохладная кожа Джекса принесла бы ей долгожданное облегчение. Она вспомнила его прикосновения в ту ночь, когда они закрылись в склепе. Вспомнила его губы, ласкающие ее шею, крепкую грудь. Джекс не кусал ее тогда – лишь прикасался. Только этого она и хотела.
– Джексу будет плевать, если ты меня отпустишь, – настойчиво произнесла она. – Пока я в состоянии открывать двери и исполнять свою роль ключа, его не волнует все остальное.
– Вот тут ты ошибаешься, принцесса. Джекс не желает для тебя такой жизни. – Хаос снова встретился с ней взглядом, и в его почти мертвенных глазах заплясали вместе с тенями отблески пламени.
Эванджелина прекратила вырываться. На мгновение ей захотелось поверить словам вампира – слишком притягательной была мысль, что Джекс и правда беспокоится о ней. Но Принц Сердец, скорее всего, просто хотел, чтобы она именно так и думала. Еще один отличный способ манипулировать ею.
– Джекс велел тебе сказать так?
– Джекс не указывает мне, что говорить.
– Но он просил тебя оставить меня человеком.
Эванджелина снова попыталась столкнуть с себя Хаоса, но он лишь сильнее придавил ее к матрасу.
– Я делаю это из верности Джексу. Но это не единственная причина.
– Тогда почему ты здесь?
– А ты разве не догадалась? Я разочарован.
Хаос наклонил голову. Край бронзового шлема коснулся ее щеки, опаляя кожу.
Эванджелина покрылась испариной, заметив, что выгравированные на шлеме слова начали светиться. Фразы были записаны на древнем языке, с которым ей уже довелось столкнуться, но понять, что там написано, Эванджелина не могла. Это был язык Доблестей.
– Что здесь написано? – спросила она.
– Слова проклятия, которое не позволяет мне снять шлем.
Хаос хотел снять шлем. Неудивительно, что его кожа так раскалилась, – голод был всему виной. Эванджелина не знала, как долго он носил этот шлем, как долго по-настоящему не питался, но сейчас могла хорошо представить, какие муки он испытывал, не пробуя крови. Ее саму укусили совсем недавно, но она уже чувствовала, что понемногу сходит с ума.
– Дай-ка угадаю. Ты хочешь, чтобы я сняла шлем с помощью своей крови?
Хаос издал звук, лишь отдаленно напоминающий смех.
– К сожалению, твоя кровь не избавит от проклятия. Но… для каждого проклятия…