Над осевшими могилами. Джесс Уолтер
с рыболовного судна на Аляске. Тема отъезда возникала почти на всех ее прошлых свиданиях. Все либо вот-вот уезжали, либо извинялись, что еще не уехали. Каролина тешилась надеждой, что то же самое происходит и в других местах, отмеченных в дорожном атласе полужирным шрифтом, – Дейтоне, Демойне, Декатуре, Спрингфилде, Стоктоне и всех городах с приставкой «форт». Оттуда нельзя не уехать, ибо там нет романтической искры, которая, как верила молодежь, убережет от старости.
Так оно и тянулось. Все вокруг таскали тяжелые чемоданы, набитые оправданиями проволочки с отъездом. Отговорки Каролины были столь же неубедительны: «Уже хотела уехать, но встретила парня… Давно бы уехала, да вот мама хворает». Каролине стукнуло тридцать шесть. Почему же не уехала до того, как встретила Джоэла? Прежде чем заболела мать? Прежде чем застрелила дебошира? До Дюпри?
Каролина стояла перед баром с большими окнами. С улицы она видела Джоэла, который наливал пиво двум парням в бейсболках. Каролина оглядела стойку и обнаружила повод для беспокойства – стройную блондинку с осиной талией и в потертых джинсах. Девица перегнулась через стойку и сквозь грохотавшую музыку что-то закричала Джоэлу в ухо. Интересно, что это за выпивка, которую нужно так долго заказывать?
Девица якобы застенчиво пожала плечами. Джоэл смешивал «Маргариту», гипнотизируя девушку взглядом, порождавшим у той глупые мысли. Может, предупредить ее? Сказать: вали отсюда, пока не поздно. Эти глаза врут.
Она отошла от окна и, глянув по сторонам, зашагала к своей машине.
Миновав городской центр и первый гребень Южного холма, Каролина припарковалась у больницы «Святое сердце». На входе показала бляху, охранник махнул: проходите. Лифтом поднялась в онкологическое отделение на седьмом этаже, переговорила с медсестрами. Похоже, ее присутствие и никчемный разговор их тяготили.
– Ночью она просыпалась, – сказала сестра. – Немного поела пудинга.
Пошли в конец коридора. Каролина смотрела прямо перед собой, чтобы не встретиться взглядом с пациентами в палатах. Бесшумно распахнулась дверь. Даже в сумраке Каролина видела, что мать лежит в той же позе, что и вчера, – на левом боку, чтобы подсохли пролежни на правом. В шесть утра сестры ее перевернут. А потом в шесть вечера. И так все время, каждые двенадцать часов. Получалось, с переменным успехом мать лечили только от пролежней.
Каролина поцеловала мать в сухую щеку, задев трубки капельниц. Тихо гудели машина, отмерявшая морфий, и кислородный аппарат. В каждой палате что-то жужжало и шуршало. Каролина глянула на табличку с назначениями:
– Вы увеличили дозу морфия?
– Утром доктор велел, – ответила сестра.
– Как же ей быть в сознании, если она все время одурманена?
Сестра набычилась:
– У нее сильные боли.
– Да, конечно. Извините. Я не хотела… – Каролина откинула прядь, упавшую на лицо, и стиснула зубы.
– Если угодно, поговорите с врачом.
Каролина