Вместе мы удержим небо. Эллен Фьестад
на них бабушка не умеет. Но это ничего. Хорошо уже, что умеет читать. Лука знает, что бабушка читает ее сообщения. Снова и снова открывает их. Лука улыбается мобильнику, лежащему у нее на коленях. Вот пойдет сейчас и заварит чай с пряностями, как ее научила бабушка. Индийские пряности и много чудесного горячего молока. Молоко потечет в горло. Принесет с собой в желудок разогретые пряности, они проникнут в кровь и оттуда в самое сердце. И она согреется изнутри. Лука приоткрывает дверь. Прислушивается, нет ли кого в коридоре. Вроде все спокойно. Пробегает на кухню, наливает в чайник холодной воды и открывает холодильник.
Пакета с молоком уже нет.
Нести матрас неудобно, но им все же удается дотащить его от фабрики до общаги, ни разу не уронив; неумело балансируя, они минуют одну за другой три запертые двери и протискивают его в каморку к Луке. Гард – первый, кто зашел к ней в комнатку. Кроме нее самой, разумеется.
– Господи, и вот так ты живешь?
Гард выглядывает в окно. Прямо перед глазами стена другого здания.
– Да ничего. Зато на солнце не обгорю.
Гард кривит лицо:
– Если бы мне пришлось здесь жить, я бы тут же заработал себе клаустрофобию и выбросился в окно. Точно.
– Вот я примерно так себя и чувствую.
Гард смеется. Лука улыбается.
– Ну что, положим матрас-то или как?
Гард вытаскивает карманный нож и перерезает бечевку, которая удерживала матрас в свернутом состоянии. Матрас разом расправляется, увлекая за собой Гарда и заодно стереоустановку. Лука бросается спасать последнюю, но тщетно; вместо этого она и сама валится на матрас, прямо на Гарда.
– Осторожно, нож!
Гард отбрасывает его от себя под кровать, они смотрят друг на друга, повисает абсолютная тишина, они лежат вплотную друг к другу.
Дышат. Вдох, выдох. Вдох, выдох.
Гард осторожно вытаскивает из-под нее руку и ложится на бок лицом к Луке. Смотрит в ее большие темные глаза. От нее пахнет вишневыми леденцами.
– Лука.
Ей нравится, как он произносит ее имя.
– Спасибо, что ты выскочила на дорогу передо мной, – говорит он.
Глаза у него синие, с металлическим отливом, как лакировка на американских автомобилях 60-х годов. Лука думает, что таких не бывает. Не может быть у человека таких синих глаз. Она ощущает их взгляд где-то глубоко, глубоко в животе. Будто эти его глаза держат ее и не отпускают. Она думает о голубых лагунах, как на открытках с видами Гавайских островов.
В кармане Гарда звонит телефон. Он вздрагивает, перекатывается на спину и смотрит на потолок. Но не берет трубку. Телефон все звонит. Дзынь. Дзынь. После каждого звонка пауза. Вдох, надежда. Надежда, что он замолкнет. Надежда, что Гард не примет звонок. Лука лежит не шевелясь. Затаив дыхание. Телефон продолжает дребезжать. Гард раздраженно встает и выходит в коридор. Ей в лицо ударяет оставшаяся после него тишина.
Лука смотрит на дверь, закрывшуюся за Гардом. Она чувствует, как бьется в груди сердце. Если оно будет так биться, ему там не хватит места. Как если бы его плотно