Тридцать один. Роман Смеклоф
лицо, не то в подобии улыбки, не то от отвращения, уточнил Чёрный Эрлик.
– Ещё какая, – дядя прямо-таки расцвел. – Ещё лет десять, и такие совсем пропадут.
– Ты хорошо осведомлен! – чернокнижник погрозил пальцем. – Через десять лет могут исчезнуть и другие блёклые. Ты же знаешь. Тем, кто не озарен источником в тридцати мирах не место.
– Откуда мне знать? – деланно удивился Оливье. – Я сам почти блёклый.
Чернокнижник покачал головой и лениво поднялся. Надел чёрную шляпу и ещё раз улыбнулся.
– Благодарю, Оливье. Ты знаешь, что, как всегда бесподобен. Жаль слышать, что хочешь покинуть нас и уйти на покой. Хотя, я слушаю эту прощальную песню много лет подряд! К сожалению, а может к счастью, твоим преемникам не везёт, так, как тебе.
Продолжая улыбаться, он поклонился и исчез. Только что стоял на палубе – и пропал. Маги!
– Садись, – приказал дядя.
Сомневаясь, согласиться или попытать счастье и прыгнуть за борт, я присел.
– Видел? – гордо поинтересовался он.
– Я в академии ещё и не такое видел.
Оливье скривился.
– Кто научил тебя кусать руку, которая кормит? А?
Он вскочил.
– Я дарую тебе вымирающее искусство. Половину секретов не знает никто во всех тридцати мирах. Слышишь, крысёныш. Никто! Кроме меня. А ты кривляешься, будто зовут выгребные ямы за аспидами чистить!
– Но я не готов резать, потрошить…
– Так вот, значит, что! – заорал мастер Оливье. – Замараться боишься? Да! Жрать-то ты не боишься! Горло не першит?
Он навис надо мной, тыкая пальцем в ошейник, и, не в силах успокоиться, орал, брызгая слюной.
– Челюсти не сводит? Хавать-то нормально. Готов! А потрошить, снимать шкуру он не может.
Дядя схватил блюдо со стола и, сорвав крышку, сунул мне в лицо.
– Знаешь, что это? Сколько стоит? Думаешь, глубоководного томпондрано легко поймать и приготовить? Я неделю плавал с серебряным кольцом и топором под носом шхуны. А потом…
Дядя перевёл дыхание, а я успел рассмотреть гада с продольными полосами белого и зеленого цвета. Он кольцами обвил ярко-синий фрукт, заняв всё блюдо. Лишь четвертая часть оставалась пустой, видимо, съеденная за ужином.
– Что это? – с омерзением спросил я.
– Страж лилового сердца! – с гордостью выкрикнул дядя. – Кроме меня и одного паршивого старого гоблина в Таньшане никто не знает рецепт. Этот беззубый хрыч ненавидит чернокнижников, чуешь? А Черный Эрлик обожает Стража лилового сердца, крысеныш! Я дарую тебе власть над желудками самой могущественной публики тридцати миров! А он не готов!
Долбанув блюдом об стол, мастер Оливье отошел к фальшборту и плюнул в море.
Мне стало стыдно. Я хотел сказать, что он неправильно понял, я думал совсем о другом. О пытках, ритуалах и всякой мерзости. Кулинарные блюда на ум как-то не приходили.
– Слыхал, как ловят песчаного драконового тигра? – устало спросил дядя и сам ответил. – На живца. Он люто