Энигматист (Дело о Божьей Матери). Артур Крупенин
сходить в Третьяковку.
Утром Глеб первым делом позвонил Лучко и предложил ему вместе заехать в галерею, чтобы своими глазами взглянуть на копию иконы. Следователь отказался, сославшись на занятость, но обещал сделать звонок и договориться о том, чтобы Глеба беспрепятственно пропустили в запасник. Стольцев, в свою очередь, испросил разрешения взять с собой коллегу. Он был совершенно уверен, что профессор Буре не откажется от редкой возможности ознакомиться с недоступными взору обычных посетителей экспонатами одного из крупнейших в мире музеев.
Потомок немецких переселенцев Борис Михайлович Буре был личностью эксцентричной даже для ученого с мировым именем. Старомодный и экстравагантный, профессор слыл непререкаемым научным авторитетом и кумиром многих поколений студентов истфака. Они со Стольцевым были весьма близкими друзьями, несмотря на тридцатилетнюю разницу в возрасте и формальное обращение на «вы».
После недавнего ухода прежней заведующей, Буре, к радости Глеба, назначили исполняющим обязанности завкафедрой. Выбор, по общему мнению, представлялся более чем достойным: профессор был как высочайшей пробы профессионалом, так и превосходно воспитанным, тактичным, чутким человеком и, в отличие от своей предшественницы, решительно не давал хода сплетням и интригам, столь характерным для ученой среды. Однако Борис Михайлович сразузаявил, что в силу возраста, а также по идейным соображениям не претендует на эту должность на постоянной основе и с наслаждением оставит пост по окончании переходного периода. Вот тут-то все и началось.
О своем горячем желании воссесть на кафедральном троне заявили сразу три человека. У доцента Волковой, исполнявшей обязанности зама при одиозном старом начальстве, шансов не было. Зато два других кандидата – профессор Фунин и профессор Гладкова – обладали примерно одним и тем же «весом» и схожим числом заслуг и регалий.
Фунин занимался ранней Римской республикой, Гладкова же специализировалась на Древнем Востоке, и конечная победа одного из них, по идее, должна была на несколько лет вперед определить диспозицию, в которой находились традиционно конфликтующие между собой «западный» и «восточный» кланы кафедры истории Древнего мира.
Щедрый на прозвища Буре тут же окрестил предвыборную возню между Фуниным и Гладковой «фуническими» войнами. Неологизм немедленно прижился, и коллектив преподавателей, подобно стоящему на холме античному полководцу, заинтересованно наблюдал за жаркой схваткой в долине.
Все сожалели о решении Буре, но Борис Михайлович был непреклонен и с удовольствием цитировал знаменитые слова удалившегося от дел Диоклетиана, в ответ на просьбу послов вернуться в Рим и снова стать императором сказавшего, что они бы не стали к нему приставать со своими глупостями, если бы увидели, какую он вырастил в огороде капусту.
Как и предполагалось,