Принцессы Романовы: царские дочери. Елена Прокофьева
того, больная пребывала в глубокой депрессии из-за смерти ребенка и даже не желала своего выздоровления, а напротив – все время заговаривала о смерти. Тщетно внушал ей Самборский, что уныние есть смертный грех…
На девятый день жар спал, и врачи разрешили ей подняться с постели, считая, что опасность миновала. Но к вечеру у нее вновь поднялась температура, причем выше прежней, молодая женщина буквально плавилась в жару, начался бред, провалы в сознании – в общем, появились все признаки родильной горячки, то есть заражения крови, случавшегося у рожениц из-за дурного ухода. Андрей Самборский писал: «После родов на девятый день поутру Великая княгиня всех обрадовала своим выздоровлением, была признана докторами вне всякой опасности. Палатин на куртаге, равно и все собрание, известясь о сем, были весьма веселы. Но к величайшему прискорбию пополудни радость наша переменилась в печаль: Ее высочество почувствовала сильный жар, начала приходить в отсутствие мыслей: в таком состоянии и в смущенном дремании часто повторяла, что тесно и душно ей жить там, и просила своих родителей построить в России хоть маленький дом!.. К вечеру жар и слабость умножились; по полуночи в 3-м часу она пришла в крайнее изнеможение и только что могла приказать пригласить к себе своего супруга, которого облобызав, сказала: „Не забудь меня, мой любезный Иосиф!“ Сказав это, осталась она безгласна и начала стонать. Я призван был на моление; облекшись в священные одежды, предстал я одру Ее высочества и, осенив ее святым крестом, поднес к устам ее. Верная дочь православной церкви, обратив быстрые свои и горячими наполненными слезами очи на изображение Распятого Спасителя, облобызала его со всей христианской горячностью, потом крепко прижала к своим персям. Когда я близ одра читал с коленопреклонением молитвы, то казалось, что ее высочество со всевозможным вниманием и сердечным чувством содействовала оным молитвам. Так приуготовлялась сия благочестивая и непорочная душа в небесные селения…»
Эрцгерцог Иосиф и отец Андрей Самборский всю ночь находились подле нее. В три часа ночи сознание ненадолго возвратилось к Александре Павловне. Она узнала склонившегося над ней мужа и Самборского, который на коленях стоял в изголовье кровати, назвала их по именам. Потом она уснула, и врач настоял, чтобы ее оставили одну, дали поспать. Ее и оставили – совсем одну, даже без сиделки…
В шесть часов утра Самборский все-таки упросил разрешения, чтобы навестить больную. И нашел ее уже мертвой. Глаза ее были широко открыты, а в руках она сжимала фарфоровый колокольчик. Перед смертью она хотела кого-то позвать, да только у нее не хватило на это сил…
Семнадцатилетняя русская великая княжна, палатина Венгерская Александра Павловна умирала в ужасных мучениях и душевном отчаянии – и умерла в абсолютном одиночестве 4 марта 1801 года.
Когда овдовевший супруг, эрцгерцог Иосиф, узнал о ее смерти, он лишился чувств, и его обморок продолжался три часа, так что врачи опасались даже, что его от потрясения хватил удар. Но он оправился и даже смог