Лопухи и лебеда. Андрей Смирнов
покачал головой.
– Филя, у нас на базе работает…
– Филя?
– Да знаешь! Смурной такой!
– Может, знаю.
– Забыл? Ну, я тебе его покажу… Ты парень толковый. Сам все поймешь. В общем, не хочет она с ним больше жить.
– Сил нету, прямо хоть топись… – быстро, жалобно залепетала Тамарка, и слезы поползли по ее румяным щекам.
– Выручай. Тридцатого суд. Свидетель нужен.
Серков уперся в стол локтями, подался вперед.
– Ты погоди психовать. Ты вникни. Ты же свой парень. Тебя во дворе все уважают… – Он взглянул ему в глаза: – Скажи, что видал, как он за ней с ножом гонялся!
– Да не с ножом! С железкой…
– Ну с железкой. Да ты не бойся! Он пьяница, его все знают. Оно так и было. Просто скажешь: гонялся, прибить хотел. И все. Расписывать не надо.
Он откинулся, жадно хлебнул из кружки, не сводя с Толика глаз.
– Жалко же девку. А она еще молодая.
– Рябой, что ли, Филя? – угрюмо спросил Толик. – Механик?
Серков ухмыльнулся:
– А Тамарка тебе спасибо скажет.
– Две сотни дам, – сказала она, вздохнув. – Больше у меня нету.
– П-подлюга! – заикаясь, пробормотал Толик. – Посадить мужика хочешь?
Он встал, и следом встал Серков.
– Ты что, ты что? Чокнутый, что ли? – истошно закричала она.
– Это он угоревши… – Серков шагнул к Толику.
Секунду они смотрели друг на друга.
– Живоглот! – выдохнул Толик.
Он не успел понять, что произошло. Удар приподнял его над полом и швырнул на груду бочек, в пропахшую плесенью тьму.
Он пытался подняться, цеплялся со сдавленным стоном за бочку. Наконец ему удалось встать. Внезапный свет ослепил его. Это Тамарка распахнула двери. Пошатываясь, он побрел к ней. На пороге он покачнулся и, ухватившись за притолоку, застыл на белом солнце.
– Незабудки оставил, – услышал он голос Серкова.
Тамарка выкинула на улицу сумку и букет.
Он подобрал цветы с сухой земли и заковылял обратно к рынку. У колонки он смыл кровь с затылка, умылся и положил цветы под струю воды.
В сумерках ветер на реке усилился, и было слышно, как на набережной волнуются тополя.
Глаза его привыкли к темноте. Он различал трещину на штукатурке и тусклый узор перил. Когда вызывали лифт, он видел отблеск красного сигнала на стене.
В полудреме он ронял цветы. Они шелестели, соскальзывая с его колен, и он вздрагивал и нагибался за ними.
Кто-то разговаривал внизу. Над головой у него загорелась лампочка. В подъезде включили свет.
Поколебавшись, он сложил букет на подоконник и взбежал на этаж. Он позвонил в квартиру.
– Маша дома?
Васильков был сонный, в халате.
– Нет ее, – сдержанно ответил он.
– А где она?
Васильков засопел. Взгляд его невольно приковался к багровому кровоподтеку на щеке парня.
– У китайцев есть странный обычай, – сказал он. – Они при встрече здороваются.
Толик выговорил с натугой:
– Здрасте.
– А