Лопухи и лебеда. Андрей Смирнов
хорошо жили?
– Нормально… – Он удивленно посмотрел на нее.
– А то я не помню! – сказала она с горькой улыбкой.
– Что ты помнишь?
– Все время ругались… Мама плакала часто. Я помню.
– Жили не хуже других, – обидчиво возразил Васильков. – Поругались, помирились – без этого не бывает.
Странное выражение покорности и тревоги, что-то собачье промелькнуло в его лице.
– Маме все время казалось, что ее хотят обидеть, – мягко сказал он.
– Кто? Ты?
– Все. И я в том числе… – Он отложил журнал. – Как-то пришел ко мне сослуживец. Ты его знаешь, Кошелев из Госстроя. Он тогда еще совсем мальчишка был, в аспирантуре учился. Пришел по делу, часа два просидел. Мать нас обедом накормила. Только он за дверь – с ней истерика. “Этот хам, молокосос меня третировал, а ты ему слова не сказал! Чтоб ноги его не было в доме!..” Что ты будешь делать…
Васильков протяжно вздохнул:
– Маме было очень трудно жить…
– Просто мама все принимала слишком близко к сердцу, – сказала Маша.
Она пошла к себе, раскрыла конспект, запустила музыку.
Опять в коридоре возник Васильков, запахиваясь в халат.
– Музыка мешает?
Он махнул рукой.
– У нас ревизия третий день копается, – сказал он. – Трест ходуном ходит.
– А ты на меня злишься, – заметила она.
Он присел к ней на диван:
– Когда экзамен?
– Какой? Я уже два сдала.
– Как твои дела?
– Лучше всех, как всегда, – отвечала Маша. – Только повышенной стипендии не будет.
Косясь по сторонам, Толик шагал вдоль цветочного ряда.
Мужчина в потертом кителе торговал розами.
– Почем?
– Два рубля.
– Штука?
– Дешевле вон там семечки дают, – сказал хозяин.
Толик крутанул пальцем у виска и понесся дальше.
Он взял тюльпанов и два пиона, купил гвоздики, сирени, лиловой и белой.
Он обошел весь ряд, вернулся к мужчине в кителе и насупился.
– Иди лучше постригись, – посоветовал тот.
– Тебя не спросили…
Он вытащил кошелек и пересчитал деньги, бормоча под нос. Хозяин скучал.
– Сколько тебе нужно? – не утерпел он. – Три? Десять?
Толик посмотрел на него исподлобья и продолжал считать.
– Давай сколько есть, – буркнул он наконец.
В толпе он нес букет перед собой, заслоняя локтями, отпихивая тех, кто напирал.
У ворот разгружали машину с луком, и очередь волновалась в ожидании, пока совершится прием товара. Золотистая шелуха плавала в воздухе.
Выбравшись из толкучки, Толик увидел Серкова, который сидел на подножке грузовика и ухмылялся.
– Огня нет?
Толик подставил ему карман, где были спички.
– Я к тебе заходил, – сказал Серков. – Мать не говорила?
Взгляд его скользнул по цветам.
– Потолковать бы.
– Мне в одно место надо, – хмуро сказал Толик.
– На кладбище, что ли?
Толик вспыхнул:
– Иди