Биоген. Давид Ланди
Константин Аркадьевич, а ему Лев Кассиль (знавший Лилю лично), делала она это не щадя чувств ранимой души Владимира, которая, испив чашу страданий до дна, изливалась на равнодушную бумагу симфонией удивительных строк.
Уже перед школой мама перевела меня в круглосуточный садик, где детей можно было оставлять с ночевкой и на выходные. Как я уже говорил, мама работала в Госстрахе и страховала жизнь, которую страхуй не страхуй, а все равно попадешь в рай.
Работа страхового агента предполагает встречи с людьми в домашней обстановке. Но так как граждане в СССР, избегая статьи за тунеядство, работали поголовно, порассуждать о том, как это здорово – лежать в больнице, зная, что и перелом твоих конечностей, и твоя свернутая шея, а особенно смерть принесут ощутимую пользу семейному бюджету и порадуют детишек новыми игрушками, Вот обо всем этом и многом другом пациентам можно было поведать только вечером или в выходной день.
«Муж жене по шее дал, чтоб Госстрах лаве прислал!» – придумал я для Госстраха слоган, который по невыясненным пока обстоятельствам так и не пошел в производство рекламных дел.
Вот мама и устроила меня в такой садик, где я повстречал свою первую настоящую, большую любовь – девочку с длинными, вьющимися каштановыми волосами, спадающими на плечи, подобно снежной лавине на головы альпинистов. Эта кутерьма волнистых нитей и гитарных струн обрамляла личико с восточным разрезом больших синих глаз и волшебным именем – Ия, что в переводе с древнегреческого языка означает фиалка. Фиалка была неотразима!
Я влюбился в нее по уши, как только переступил порог группы. А когда вечером вернулся домой, стал интересоваться у мамы, со скольки лет принимают заявления в ЗАГС. Мама сказала, что дело это очень серьезное и требует взаимного согласия не только сочетающихся браком, но и их родителей, бабушек, дедушек, братьев, сестер, а также дядей, теть и племянников, – чем ввела меня в ступор, так как на слове «племянник» (которое еще не было мне знакомо) я забыл начало родословной. Сватовство было отложено на неопределенный срок и со временем забыто. Но когда (тогда) я в первый раз пришел в садик, все произошло в считаные минуты.
Дети сидели на маленьких деревянных стульчиках, образуя вокруг воспитательницы неровный круг, и наблюдали за тем, как она причесывает их извилины очередной сказкой Андерсена. Давид осмотрелся: четыре очкарика. Один ковыряется в носу – сто пудов, сейчас сунет лакомство в рот, успел подумать я, прежде чем пророчество совершилось.
Да-да, я стал пророчить в шесть лет! Кто раньше?
Другой очкарик, разинув рот, даже не пытался слизнуть соплю, свисающую с верхней губы и стелющуюся по полу искрящимся бирюзовым ручейком в направлении кухонной двери.
Мульт: Вот ведь, Ханс Кристианович, умеет завораживать ребятишек!
Двуглазые пацаны выглядели не лучше своих четырехглазых одногруппников. Я даже не стал их разглядывать. Мое внимание привлекли косички русого, черного, блонди и одна – рыжего цвета. Эти рыжие волосы были, конечно, не такими толстыми и густыми, как у Ленки с нашего двора, чей папа