Адора. Бертрис Смолл
Кантакузина. В этом письме Иоанн просил опровергнуть лживые слухи о том, что Феодора является женой султана только на словах. Орхан хорошо разбирался в политике и сразу понял, что стоит за этой просьбой: Иоанн Кантакузин начинает новый этап борьбы за византийский престол. Орхан никогда не доверял Иоанну и понимал, что, будь у того возможность, Иоанн скорее бы начал войну с Турцией за крепость на полуострове Цемп, которую он сам же и отдал, и никакие отцовские чувства не остановили бы его. Однако Орхану было выгодно поддерживать Иоанна, ибо все смуты и гражданские войны в Византии – на руку Турции.
В своем письме Иоанн еще просил у Орхана военной помощи, обещая хорошо заплатить. Орхану не хотелось призывать к себе Феодору, его чувственные аппетиты удовлетворяли другие, более опытные женщины, но, раз уж события повернулись таким образом, султан решил потратить немного своего драгоценного времени на неопытную девочку. Надо только рассчитать день так, чтоб она смогла забеременеть с первого раза.
В эту же самую ночь, когда Орхан размышлял над письмом Иоанна Кантакузина, Феодора Кантакузин лежала в объятиях принца Мурада. Сегодня у них была замечательная ночь: они признались друг другу в любви. Феодоре казалось, что это самая прекрасная ночь в ее жизни.
Ей никогда еще не было так хорошо и спокойно, ничто не омрачало ее душу, разве только один тревожный вопрос: «Как долго это счастье будет продолжаться?»
– Скажи, а ты хочешь вернуться на родину? – неожиданно спросил Мурад.
– Да, хочу, – тихо ответила Феодора; эта тема была ей неприятна.
– Должно быть, ты хочешь вернуться не как гостья, а как хозяйка?
Феодора вздрогнула и посмотрела в лицо Мураду. Она боялась, что он, по своему обыкновению, опять смеется, но он был серьезен, как никогда.
– Да, именно так! – Глаза Феодоры блестели: Мурад коснулся самого потаенного и самого сильного ее желания.
– А тебе не жалко сестру и ее мужа? Ведь для того, чтобы ты стала властительницей Константинополя, надо уничтожить их.
– Когда я была маленькой, моя сестра очень любила издеваться надо мной. Она говорила, что в то время, как она будет править Константинополем, я буду сидеть третьей женой в гареме у старого турка. Еще тогда я поклялась себе, что вернусь в Константинополь женой завоевателя.
– А что ты скажешь, если этим завоевателем будет мусульманин?
– Ничего плохого не скажу. Знаешь, мой отец всегда говорил, что у меня мужской ум; так вот, я думаю, что все религиозные различия между людьми условны. Какая разница – мусульманин ты или христианин, если Бог на небе один и судить о тебе он будет не по твоей религии, а по твоим делам.
Мурад рассмеялся:
– Мне странно разговаривать о таких вещах с женщиной, но, если честно, я нахожу твою логику безупречной и не могу с тобой не согласиться.
– Чему ты удивляешься? Я – дочь своего отца, а он не только прекрасный политик, но и просто очень умный человек, – сказала Феодора, в ее голосе слышались и смущение, и гордость.
Здесь