Предрассветная лихорадка. Петер Гардош
стола. И тут же подался назад, так что передние ножки стула оторвались от пола. Эту дурацкую привычку мой отец приобрел здесь, в Авесте. Он дал себе слово, что, когда речь зайдет о том, жить ему или умереть, он попытается уравновесить стул. Откинувшись назад, он, как какой-нибудь шаловливый ребенок, стал балансировать на задних ножках стула. Что, естественно, требовало безумной концентрации.
Линдхольм пристально посмотрел на отца:
– Удачные снимки. Четкие, хорошо поддаются анализу.
– Изменения?
– Порадовать вас не могу.
Хлоп. Стул под отцом опустился на передние ножки.
– Так что от поездки придется отказаться. К тому же мы теперь слишком далеко от Экшё. Я даже не знаю, сколько потребуется пересадок, чтобы туда добраться.
– Мне нужно всего три дня.
– У вас упорно держится предутренняя лихорадка. Нет, чудес не бывает.
– Но это важно не для меня. Моей двоюродной сестре очень плохо, у нее депрессия. Я должен спасти ей жизнь.
Линдхольм задумчиво посмотрел на отца.
К тому времени они с женой уже устроились на новом месте. Он решил пригласить отца к себе в гости: быть может, за дружеским семейным ужином удастся отговорить этого симпатичного, но упрямого молодого человека от его сумасшедшей затеи.
Квартира Линдхольмов была у железной дороги, и время от времени под окнами проносились составы. Мой отец, принарядившийся, в пиджаке с чужого плеча и при галстуке, чувствовал себя в этой непривычной одежде неловко. Разговор за столом не клеился, хотя с Мартой, женой главного врача, которую в Авесте определили к ним старшей сестрой, мой отец уже успел подружиться.
Хозяйка подала голубцы.
– Приготовлено исключительно ради вас, – заправляя за ворот салфетку, сказал Линдхольм. – Венгерское блюдо, насколько я знаю.
Мимо окон со свистом промчался поезд.
– Одно из моих любимых, – сказал отец в наступившей опять тишине.
Он отломил себе хлеба и стал аккуратно собирать со скатерти крошки. Марта хлопнула его по руке:
– Если вы пришли сюда убираться, то я отправлю вас мыть посуду!
Отец покраснел. Какое-то время они молча дули на горячие голубцы.
Мой отец откашлялся:
– Господин главный врач потрясающе говорит по-венгерски.
– Тут я победила. Во всех остальных вопросах тон у нас задает Эрик, – с улыбкой взглянула на мужа Марта.
Они принялись за еду. Жирный капустный соус стек отцу на подбородок. Марта протянула ему салфетку. Мой отец мучительно долго вытирал лицо.
– А могу я спросить, каким образом вы познакомились?
Марта, которая даже сидя едва возвышалась над столом, потянулась между фужерами и положила ладонь на руку врача:
– Можно я расскажу?
Линдхольм кивнул.
– Дело было как раз десять лет назад. В будапешт-скую больницу Святого Роха, где я