Мамонт. Кир Булычев
что нашли? Не веришь? А волки на что?
Гаузе пожал плечами. Ничего ему эта тряпка не говорила.
– Я искал мамонта, – сказал он. – Не нашел, потерпев крушение.
Вздохнул полковник.
– На суде, – сказал он, – это может послужить водоразделом между жизнью и смертью. А уж лишнюю пятерку я тебе гарантирую.
– Ты слушай, – посоветовал капитан Левкой.
Нос его приблизился к лицу Гаузе, откуда-то, невесть откуда кулак выскочил. И в подбородок Петру Гаузе врезал.
Петр Гаузе поднялся на ноги, раздумывая, откуда кулак взялся, если и полковник, и капитан смотрят на него с интересом, без озлобления, сами не понимают, зачем он на пол садился. Гаузе головой помотал, хотел возразить, но тут увидел на столе пачку папирос «Казбек». И так ему захотелось покурить, что непроизвольно сказал:
– Разрешите папироску, товарищ полковник.
Полковник удивился, пакет на стол опустил, руками развел: вот, мол, какой странный человек мне попался, – и вежливо, пальчиком, пачку через стол повез, к Гаузе.
Но только Гаузе дотянулся до пачки, как кулак его снова настиг. И на пол свалил с помутнением сознания. А в глаза зайчики били, потому что полковник привстал, даже через стол перегнулся, смотрел на Гаузе с сочувствием, но пачку папирос тем временем спрятал в ящик стола.
– Пускай отдохнет до суда, – сказал полковник. – Намаялся.
Он из воздуха бумажку взял, протянул Петру Гаузе.
Гаузе бумажку получил, а Левкой к нему наклонился, авторучку подал, показал, где расписаться в получении.
Это повестка была.
«Товарищеская тройка приглашает Вас явиться на разбор Вашего дела в любое удобное для Вас время от 15 часов до 15 часов 3-х минут завтрашнего дня».
Левкой ручку забрал обратно и стал подталкивать Гаузе к двери, сапогами, и Гаузе даже одобрял его брезгливость, потому что Гаузе был очень грязен.
На четвереньках выполз Гаузе в холл, сержант за столиком головой покачал – ах как нехорошо здесь ползать! – обошел спереди, но не помог, а наступил на руку, очень больно. Гаузе руку подобрал под себя и упал головой вперед. Дальше он не помнил.
5
Петру Гаузе казалось, что он спал, только не выспался. И спина закоченела.
Лежал он на нарах, как на вагонной полке.
Было в том вагоне полутемно, Гаузе развернулся из эмбрионального положения, начал елозить спиной по нарам, чтобы спина отошла, и тут понял, что над ним вторые нары и там кто-то есть.
Тот «кто-то» услышал шевеление Гаузе, заскрипел досками – сверху свесились сапоги. Блестящие, со шпорами, съехали вниз, встали у головы Гаузе, и оказалось, что выше сапог – серые кальсоны.
Спустился седоусый старик, крепкий еще. Поверх кальсон поношенный китель.
– Где глаз-то потерял? – спросил он у Петра Гаузе.
– Доброе утро, – сказал Петр Гаузе, человек воспитанный. – Какой глаз вы имеете в виду?
Однако ему только казалось, что он воспитанно разговаривает. На самом деле болтал неразборчиво: рот разбит, язык великоват.