Уголовный закон. Александр Романов
является подлинным источником сведений не только о норме правоведения, но и о правоведении как таковом.
Когда читатель имеет дело с законом, законодатель для него выступает в качестве говорящего. Законодатель относится не к тексту, а к контексту закона (юридического текста, обладающего высшей модальностью). Как внеречевая принадлежность текста закона законодатель является неотъемлемым атрибутом правоведения. Практическое значение закона состоит в том, что в нем содержится сообщение о праве, которое следует понимать как норму правоведения. Слова законодателя (закон) понятны его адресату лишь в той мере, в какой ему известна общая для них обоих внеречевая действительность. Правоведение – внеречевая действительность законодателя. Он высказывается о норме такой действительности, т. е. о праве. Законодателю эта действительность известна, его адресату – нет. Условием их коммуникации (понимания) является наличие у них общей памяти, т. е. знание того внеречевого контекста, который известен законодателю.
Закон предлагает читателю условную позицию интимной близости по отношению к законодателю. Это, в свою очередь, предполагает общую память законодателя и читателя. Лишь при этом условии возможно понимание закона читателем так, как он написан. Понимать закон – значит понимать законодателя, а не только слова закона. Благодаря общей памяти с законодателем читатель закона может «вспомнить» то, что не знает, а именно право как внеречевой контекст законодателя.
Читателю закона кажется естественным, что законодатель обращается к нему. Такие представления вполне естественны и принимаются не только обыденным сознанием, но и юридической теорией. Поэтому можно сделать вывод о проникновении обыденно-бытовых представлений в юридическое сознание, а через него и в науку о праве. Этим сознанием полнятся юридические труды. Между тем, говоря о законе, уместно вспомнить известный тезис Локка о том, что Бог говорит напрямую с каждым, кто читает Библию. Подобным образом в юридической литературе общим местом оказываются представления, согласно которым законодатель говорит с каждым, кто читает закон. Иными словами, если во времена Локка считалось, что Библия – это творение Бога, то сегодня считается, что закон – это творение законодателя. Это допущение, из которого исходит правовая теория, однако, требует пристального внимания и проверки на свою научную состоятельность. Во всяком случае на веру его принимать нельзя. Представления, согласно которым законодатель является создателем закона и что тот, кто читает закон, общается с законодателем, являются глубоко ошибочными. Во всяком случае к науке они не имеют никакого отношения. На уровне закона проявляются не его юридические свойства, а способность текста предлагать аудитории условную позицию интимной близости по отношению к отправителю сообщения.
Не удивительно, что законы, являясь, по сути, речью, строятся по тем законам, по которым строится речь. Как отмечает