Борьба за трон (сборник). Уильям Гаррисон Эйнсворт
с обнаженной шпагой стал Вальтер.
– Подтверждаешь ли ты то, в чем ты сознался? – спросил король.
– Да, ваше величество. Я все сказал и ничего не могу переменить в моих словах.
– Принц Оранский лично поручил тебе это ужасное дело?
– Я видался с ним в Кенсингтонском дворце, и он сказал мне, что если я хочу оказать ему услугу, то должен ехать в Сен-Жермен и освободить его от врага. Если бы я успешно исполнил поручение, меня ожидала бы хорошая награда.
Окружавшие короля не могли воздержаться от выражения негодования.
– Какое же у тебя доказательство, что ты говоришь правду? – спросил Иаков.
– Доказательств нет никаких. Я уничтожил свои бумаги, кроме той, которую я подал вашему величеству, но она была написана специально для этого случая.
– Не знаю, насколько всему этому можно верить, – заметил Иаков, обращаясь к графу Эльсбери и лорду Мельфорду, которые стояли около него.
– Не выпускайте его на свободу, государь, – сказал лорд. – Прежде чем отпустить его, посоветуйтесь с королем Людовиком!
– Я так и сделаю, – отвечал Иаков. – Стерегите его, но обращайтесь с ним мягко.
Преступника увели.
Граф Эльсбери и некоторые другие также выразили сомнение в правдивости его слов, но большинство присутствующих были уверены, что он сказал правду.
Вскоре возвратился офицер, посланный в Версаль, и доложил, что он встретил Людовика на дороге и что король едет сам в Сен-Жермен. Его величеству уже известно, что здесь произошло. Кроме того, офицер прибавил, что король приказал ему ехать назад и предупредить, что он сейчас будет в Сен-Жермене.
– Его величество едет один? – спросил король.
– Никак нет. С ним мадам Ментенон и две другие дамы. Кроме того, сзади едут еще две кареты.
– Пусть дадут знать об этом королеве, – сказал король дежурному камергеру и в сопровождении лорда Мельфорда направился в свой кабинет.
II
Людовик XIV и его супруга
Вскоре послышался тяжелый грохот экипажей, заиграли трубы, забили барабаны, гвардия выстроилась во фронт, множество придворных, пажей и лакеев выбежали из дворца навстречу великолепной карете, запряженной четверкой белоснежных лошадей в красивой сбруе, украшенной золотом.
Из этой кареты вышел сам великий монарх, богато одетый в белый шелковый камзол, шитый золотом, в огромном парике, кудри которого падали ему на плечи. На голове красовалась шляпа с пером.
Людовику в это время было пятьдесят шесть лет, но он держал себя с таким подавляющим величием, что казалось, он и в молодые годы имел такой же вид.
Он еще не испытал несчастий, которые омрачили конец его долгого и блестящего царствования. Хотя его и постигали иногда кое-какие невзгоды, но и эти невзгоды обратились во славу Франции больше, чем при каком бы то ни было короле.
Правду говорили, что слово «величество» было создано именно для него, ибо не было ни одного монарха, который среди самых тяжелых обстоятельств умел бы сохранять такую величавость.
Он справедливо