Английская портниха. Мэри Чэмберлен
Пикадилли к остановке 12-го автобуса, где Станислас целовал ее под фонарным столбом, нежно касаясь губами ее рта. По дороге домой она сосала мятные леденцы, чтобы отбить запах алкоголя. И сейчас все было как тогда. Мрачность Станисласа как рукой сняло, ему – им – больше нечего опасаться. Намюр. Нам мир. Он больше не станет орать на нее или сердито молчать. У него снова легко на сердце, но как же резко он переходит от света к тьме. Это беспокоило Аду. Его настроения увлекали ее за собой. Когда он сиял, и она сияла, ей все удавалось, и счастье переполняло ее. Но когда он темнел лицом, ей чудилось, будто ее окутывает холодный туман.
Поужинав, они поднялись наверх, в отведенную им комнату. Аду пошатывало, она чувствовала, что от нее противно пахнет кислятиной, а волосы слиплись от пота и пыли. Заботливая хозяйка оставила на столе большой кувшин с водой, таз, полотенце и тряпочку для мытья.
– Я должна… – язык у Ады заплетался, – помыться.
Станислас кивнул и встал у окна спиной к ней. Ада намочила тряпицу, принялась обтираться. Ей послышался голос матери, и она увидела себя девочкой, стоящей у раковины на кухне. Тянись, тянись, выше, выше, тянись, тянись, ниже, ниже. Ада хихикнула и вдруг заплакала, от тоски по дому и страха у нее все сжалось внутри, в глазах потемнело, она словно падала в пропасть и не за что было зацепиться.
Это был не обморок, сознания она не теряла. Станислас подхватил ее и, уложив на кровать, торопливо расстегивал пуговицы на ширинке. У Ады кружилась голова, веки отяжелели. Ей хотелось только одного – спать. Она не увидела, но ощутила, как он раздвигает ей ноги, входит в нее нетерпеливо, с размаху, и она вскрикнула от пронзившей ее боли. Он скатился с нее и лег рядом. По ногам у нее текло. И даже пивной дурман не помешал ей заметить: он не снял рубашки.
Проснулась она в кромешной тьме. Затем раздался шум. Отдаленный грохот взрыва, уханье тяжелых орудий. Они не задернули шторы, и за окном в ночном небе вспыхивали белые и красно-оранжевые полосы.
– Станислас. – Его надо разбудить, Ада протянула руку.
Кровать была пуста, простыни холодные и несмятые. Ада села, окончательно проснувшись, паника сгребла ее в кулак, она задыхалась.
– Станислас.
Имя эхом прокатилось по пустой комнате. Случилось что-то плохое, предчувствие не обманывает ее. На ощупь нашла свою одежду, быстро натянула на себя. Господи, умоляю, пусть он вернется. За дверью послышались шаги. Всего-то вышел стрельнуть сигарету. Ада распахнула дверь – хозяйка поднималась по лестнице, освещая себе путь масляной лампой.
– Мадемуазель… – хозяйка запыхалась, карабкаясь наверх, – немцы здесь. Вам надо спуститься в подвал.
– Мой муж, – сказала Ада. – Где мой муж?
– Идите за мной. – Хозяйка повыше подняла лампу, чтобы света хватило обеим, и подобрала подол ночной рубашки.
– Но мой муж. – В голосе Ады звенел ужас, пронзительно, настойчиво, как гудок автомобиля. – Его здесь нет.
Они вошли в помещение кафе. Ада различала в темноте столики и стулья, тусклый блеск бутылок за стойкой бара. Хозяйка открыла