Английская портниха. Мэри Чэмберлен
встрепенулась Ада. – Это какая-то ошибка.
– Ну что вы, – бодро и даже весело возразила хозяйка. – Он твердо стоял на своем. Говорил, что ему очень нужно вернуться в Англию.
Станислас уехал? Вместе с женой? В Англию, где ему светит тюрьма? Бессмыслица какая-то. Нет, это просто невероятно.
– А как же я? – вырвалось у Ады.
– Он сказал, у вас другое на уме. Мол, такая, как вы, не пропадет.
Силы покинули Аду, она сгорбилась и оцепенела. Наверняка хозяйка имеет в виду кого-то другого. Утром, когда рассветет, Ада пойдет его искать. Он где-то там заблудился. А может, и ранен. Она найдет его. Немецкие пушки пока далеко, пусть по звуку и кажется, что совсем близко.
Погреб вырыли рядом с дорогой. Ада слышала звуки проезжающих автомобилей, топот чьих-то ног по брусчатке, скрип тележек и резкий звонок велосипедов. Деревянный люк открывался на улицу, через него поставщики спускали бочки с вином и пивом. Сквозь щели пробивался дневной свет.
– Вам нельзя выходить, – сказала хозяйка. – В последнюю войну… с немцами же… тут такие ужасы творились. – Натруженные пальцы сомкнулись клешней на запястье Ады.
Ада выдернула руку:
– Может, он стоит там, на улице, и ждет. Надо впустить его.
– Он уехал, – помотала головой хозяйка.
Она не знает Станисласа, подумала Ада. Или неверно его поняла. Французский у него отвратительный. До нее донеслись голоса, приглушенные, сбивчивые, но о чем говорили, она не разобрала. Город не спал, наверху кипела жизнь, и Станислас – часть этой жизни.
Ада отодвинулась от хозяйки, взяла свою сумку, поднялась по ступенькам и открыла люк, ведущий в кафе. Все помещение было залито утренним светом, пылинки роились в солнечных лучах. Ада обернулась, хозяйка устало опустилась на стул.
– Vous êtes folle![13] – вздохнула старая мадам.
Отодвинув засовы на входной двери, Ада вышла на улицу. Воздух был свежим, солнце низким и теплым. Но сама улица погрузилась в безмолвную пустоту, будто по ней прошлась армия упырей и вычистила все живые души. В воздухе витал душистый аромат молодой листвы, распускавшейся на разлапистом дереве, что росло у обочины. Та к пахнут деревья, когда они занимаются любовью, вспомнилось Аде, она со Станисласом в Ричмонд-парке – как же давно это было. Стертые ноги все еще саднили; Ада сорвала немного листьев, засунула их под пятку и зацокала, слегка прихрамывая, по улице.
Высокие дома из красного кирпича, остроконечные крыши с волнистыми башенками. Ада свернула на другую улицу. Никого. Какие немцы? Их тут и близко нет. К Аде приближался человек на велосипеде, и на секунду ей показалось, что это Станислас. Светловолосый мужчина миновал ее и обернулся, ухмыляясь. Ада прижала ладонь к груди. Ночью впопыхах она криво застегнула пуговицы, в образовавшемся просвете виднелась сорочка. Одевалась в спешке. Ночная бабочка. Выждав, пока велосипедист не отъедет подальше, Ада привела в порядок платье и бросилась бежать по булыжной мостовой, опасаясь, что мужчина вернется; мозоли запылали огнем. Мостовая закончилась у большой
Вы с ума сошли! (