Пустыня в цвету. Джон Голсуорси
но почем вы знаете, что лучше всего служит вашему всеобъемлющему духу?
– Это я беру на веру.
– Ну, вот тут мы и не сошлись. Послушайте! – сказал он, и ей почудилось, что в голосе его зазвучало волнение. – К чему тогда наш рассудок, наши умственные способности? Каждая проблема, которая возникает передо мной, существует для меня сама по себе, но потом я их складываю, получаю результат, а потом – действую. Я действую в соответствии с осознанным представлением о том, как мне лучше поступить.
– Лучше для кого?
– Для себя и для всего мира в целом.
– А что важнее?
– Это одно и то же.
– Всегда? Сомневаюсь. Но, во всяком случае, вам каждый раз приходится складывать такой длинный столбец цифр, что у вас не остается времени действовать. А так как нравственные правила и есть результат бесчисленных решений тех же проблем, принятых людьми в прошлом, почему же не брать их на веру?
– Ни одно из этих решений не было принято человеком моего склада или в таких же точно обстоятельствах.
– Да, это правда. Значит, вы пользуетесь тем, что принято звать «обычным правом». Вот тут вы типичный англичанин!
– Простите! – вдруг прервал ее Дезерт. – Вам, наверно, скучно. Вы будете есть сладкое?
Динни облокотилась на стол и, подперев руками подбородок, внимательно на него посмотрела.
– Нет, мне совсем не скучно. Наоборот, вы меня ужасно интересуете. Мне только кажется, что женщины в своих поступках куда меньше рассуждают; они редко считают себя исключением из общего правила, как мужчины, и охотнее доверяют своей интуиции, которая выработалась опытом, накопленным поколениями.
– Да, прежде женщины поступали так; не знаю, как они будут вести себя впредь.
– Думаю, что так же, – сказала Динни. – Не верю, что нам когда-нибудь захочется заниматься сложением. Я с удовольствием съем сладкое. Ну хотя бы компот из слив.
Дезерт с изумлением поглядел на нее и расхохотался.
– Вы удивительная женщина! Я тоже буду есть компот. Скажите, в вашей семье соблюдают этикет?
– Не очень, но у нас верят в традиции и в прошлое.
– А вы?
– Не знаю. Я люблю старые вещи, старые дома и старых людей. Я люблю все, на чем лежит печать прошлого, как на старинной монете. Я люблю чувствовать, что у меня есть глубокие корни. Меня всегда увлекала история. Но во всем этом есть и смешная сторона. Ну разве не смешно, что все мы не можем преступить запретную черту?
Дезерт протянул ей руку, и она положила в его руку свою.
– Пожмем друг другу руки, у нас с вами хотя бы есть спасительное чувство юмора!
– Когда-нибудь, – сказала Динни, – вы мне все же ответите на один вопрос. А пока – на какой спектакль мы пойдем?
– Вы не слышали, идет где-нибудь пьеса некоего Шекспира?
Они выяснили, хотя и не без труда, что одно из бессмертных творений величайшего драматурга мира играют в маленьком