Пустыня в цвету. Джон Голсуорси
не перестает сетовать, что у вас с ним ничего не вышло.
– Ты знаешь, ради тети Эм я готова на все, но, любя его как брата, я не могла пойти с ним к алтарю.
– Я-то совсем не хочу, чтобы ты выходила замуж, – сказал сэр Лоренс, – ищи тебя тогда в какой-нибудь Берберии!
«Да он просто колдун!» – мелькнуло у Динни, и глаза ее стали совсем наивными.
– Ох, уж эта бюрократическая машина! – продолжал тот. – Всю нашу родню засосала. И моих дочерей: Силия – в Китае, Флора – в Индии; твой брат Хьюберт – в Судане; вот и сестра твоя Клер унесется, как только ее обвенчают: Джерри Корвен получил назначение на Цейлон… Говорят, Чарли Маскема посылают в Кейптаун; старший сын Хилери едет на гражданскую службу в Индию; а младший – на флот. Черт побери, Динни, вы с Джеком Маскемом – последнее мое утешение в этой пустыне! Не считая, конечно, Майкла.
– А ты часто видишься с Маскемом?
– Частенько, у «Бартона», он заходит ко мне и в «Кофейню», – играем в пикет; кроме нас двоих, игроков там и не осталось. Правда, это пока не наступит сезон; теперь-то я вряд ли увижу его до конца скачек в Кэмбриджшире.
– Он, видно, большой знаток лошадей?
– Да. Но только лошадей, Динни. Таких, как он, редко хватает на что-нибудь еще. Лошадь – странное животное, она делает человека слепым и глухим ко всему остальному. Слишком уж много требует внимания. Приходится следить не только за ней, но и за всеми, кто имеет к ней какое-нибудь отношение. А как выглядит Дезерт?
– Что? – Динни слегка растерялась. – Какой-то темно-желтый…
– Это от раскаленного песка. Ведь он теперь живет как бедуин. И отец у него тоже отшельник, так что у них это в крови. Но он нравится Майклу, даже несмотря на ту историю, и это – лучшее, что о нем можно сказать.
– А какие он пишет стихи? – спросила Динни.
– Путаные. Разрушает одной рукой то, что создает другой.
– Может, он просто еще не нашел себе места в жизни? А глаза у него красивые, правда?
– Я больше всего запомнил его рот – рот человека тонко чувствующего, озлобленного.
– Глаза говорят о том, каков человек от природы, а рот – каким он стал.
– Да, рот и желудок.
– У него нет желудка, – сказала Динни. – Это я заметила.
– Привычка довольствоваться чашкой кофе и горстью фиников. Впрочем, арабы кофе не пьют, – у них слабость к зеленому чаю с мятой. Вот ужас! Сюда идет тетя. – «Вот ужас» относилось к чаю с мятой.
Леди Монт уже сняла бумажную диадему и слегка отдышалась.
– Тетечка, я, конечно, забыла про твой день рождения и ничего не принесла тебе в подарок.
– Тогда поцелуй меня. Я всегда говорила, что ты целуешься лучше всех. Откуда ты взялась?
– Клер попросила меня кое-что для нее купить.
– Ты захватила с собой ночную рубашку?
– Нет.
– Не важно. Возьмешь мою. Ты еще носишь ночные рубашки?
– Да.
– Молодец. Терпеть